Схрон. Дневник выживальщика

Нет ничего плохого в том, чтобы брать взаймы. Наоборот, это приятно и очень полезно. Особенно, если не собираешься отдавать. Перед атомной войной я взял парочку кредитов. Эти денежки здорово помогли прикупить все необходимое. Рассчитывая только на продажу бабушкиной хаты, я бы остался без боеприпасов и множества других полезных в хозяйстве ништяков. Конечно, первые полгода названивали коллекторы, я даже брал трубку, весело посылая их в сторону первичных половых признаков человека. Потом это все поднадоело, и просто выкинул симку. А теперь нехорошие люди вместе со всей паскудной банковской системой превратились в радиоактивный пепел или гнили в развалинах уничтоженных мегаполисов. Признаюсь, это грело мою черствую душу темными вечерами бесконечной ядерной зимы.

И сейчас, перед лицом неизбежной гибели, я взял максимально возможный кредит у своего безотказного кредитора — мощного закаленного организма. Ледяной взрыв кристальной ясности заполнил голову практически сразу, только втянул в ноздри порошок. Хватило бы и трети, но сейчас мне нужен весь я. Целиком. Обостренные до предела чувства сканируют обстановку. Мозг перебирает одновременно сотни вариантов побега. Я слегка напряг мускулатуру, с удовольствием отмечая, еще чуть-чуть и звенья наручников лопнут. Но с этим пока повременим. Да, суровый будет отходняк потом, когда кредитор потребует свое. Главное дожить.

Валера втянул резко. Явно, уже был опыт. Закрыв лицо ладонями, он замер на минуту, а когда убрал, его глаза сияли будоражащим блеском. Мы с Валерой переглянулись и рассмеялись звонким солнечным смехом, который, конечно, звучит странновато для этого паршивого места. Другие узники задрожали от громких голосов, искренне не понимая причины нашего веселья. Егорыч тоже смотрит немного хмурясь и сопя.

— Эх, щас бы, конечно, самогончику тяпнуть, грамм сто, было б в сам раз, — вздохнул старик, разглядывая горстку порошка на ладони.

— Это получше будет, — сказал Валера.

— А шо, я не знаю будто бы? Вот в Войну помню, перед тем как в разведку идтить, нам командование шо только не давало…

Сказав это, Егорыч перекрестился и судорожно вдохнул. Блин, лишь бы только кони не двинул от избытка чувств. Но старый вояка преобразился на глазах. Казалось, глубокие борозды морщин на его дубленом лице начали разглаживаться. Спина выпрямилась. Глаза полезли из орбит. А седые усы и борода стали торчком. Широкая грудь ветерана изливает утробный рокот.

— Ну что, салаги, мать вашу, рты раззявили?! — грозно рявкнул он, оглядывая помещение. — Кто махоркой богат?

Все молчат. Сигареты, как и прочее барахло, отобрали натовцы.

— Шо?! Никто не уважит Дедушку? — взревел Егорыч, оскалив желтые зубы. — Спортсмены что ли усе? А ну, ать-два! Упасть-отжаться всем! Двести раз!

— Ты чего, Егорыч? Угомонись! — по глупости крикнул Валера.

Но дед махом подлетел к нему и с разгона зарядил ногой в голову. Друган перелетел всю комнату, впечатался в стену, да так, что слетели очки, и мешком свалился на грязный пол.

— Еще у кого-то есть вопросы? — злобно усмехнулся Егорыч, развернувшись в прыжке.

Ни у кого вопросов не было. Со стоном и причитаниями собратья по несчастью повалились на пол и принялись неуклюже отжиматься. Особо медлительных лесник ускорял своими тяжелыми валенками на толстой резиновой подошве. Я тоже принял упор лежа. Хоть и неудобно в наручниках. Тело требовало движения, а мускулы радовались интенсивной прокачке. За Валеру не переживаю. Может, это будет для него уроком. К старшим нужно относиться с уважением. Особенно к таким опасным, как Егорыч.

Лишь когда остальные уже начали подыхать от усталости, а у меня только выступил первый пот, Дед дал отбой. Раздался топот тяжелых шагов снаружи. Прогремел засов. Блин, я ж не успел договориться с товарищами насчет нашего прорыва. Дверь открылась. Безумный Егорыч схватил ближайшего доходягу, поднял над собой и с воплем швырнул в супостатов. Ну, зачем начинать здесь? Надо было дождаться, пока выведут на открытое место, а там… да, блин, что сейчас об этом думать?

Думать стало некогда. В камеру влетела толпа закованных в броню солдат и начали щедро раздавать всем подряд хороших увесистых люлей. Медведем ревет Егорыч. Его пытаются скрутить сразу пять или шесть бойцов. Я пока сдерживаю свой порыв — надо выбраться наружу. Спрятав голову за своими мощными руками, пережидаю град беспорядочных ударов.

Наконец, все стихло. Кто-то из солдат сплевывает зубы, кто-то придерживает неестественно вывернутую конечность. Деда повалили бородой в пол. Он непрестанно матерился, пока его скручивали веревкой.

К нему подошел вражеский командир, судя по выправке и возрасту. Поднял забрало шлема, и шевельнув квадратным подбородком, посмотрев на бьющегося, несломленного Егорыча, сказал:

— Какой славный dedushka! Он покажет хорошее шоу! Забираем всех! Гоу-гоу-гоу!