Но, во-первых, теоретики, как видно, ничего не знают об ополчение шотландской бедноты, ставшей в шилтроны пикинеров, об ополчение швейцарской бедноты, успешно воюющей в баталиях копейщиков и алебардистов, о чешских «гуситах». Во-вторых, «Задонщину», в которой прямо указывается, что Дмитрий Донской ждал свою пехоту, они или не читали, или просто игнорируют как очередной переписанный «новодел». И в-третьих, так ли хорошо они знают подробности экспедиции Олега Двуреченского?
Безусловно, ландшафт Куликова поля за несколько столетий изменился, вследствие чего локализовать место битвы и найти археологические свидетельства случившегося сражения было весьма затруднительно. Особенно после масштабной распашки этой территории и применения в качестве удобрения аммиачной селитры, разрушающей железо…
Но на помощь археологам пришли почвоведы, сумевшие локализовать тот участок поля, бывший неизменно степным — причем исследования почв заняли не один год. Перспективный участок поля был локализован в двадцать первом столетии — и именно там команда археологов Олега Двуреченского обнаружила значительное число артефактов, свидетельствовавших о происходящем именно на этом месте сражения. Обломки клинков, наконечники стрел и кавалерийских пик — и
Нисколько не умаляя заслуг наших археологов, я хочу указать на три важных момента. Момент первый: ландшафт поля мог измениться дважды. Район Куликова поля в тринадцатом веке — это вовсе не граница Рязанского княжества, и не «далекая степь». Это тыловой район, расположенный в ста пятидесяти километрах севернее порубежного Ельца, здесь также шла пахота и вырубка лесов под посевные поля. Затем, после Батыева нашествия и последующих татарских вторжений, регион постепенно пришел в запустение — и в запустении оставался до конца шестнадцатого века! А вывод мой таков: на момент Куликовского сражения свободный от лесов участок поля боя был больше, чем локализованный почвоведами неизменно степной. Ибо за двести лет, прошедших с момента сечи до НАЧАЛА распашки местности, лес однозначно разросся! И именно на не исследованном участке поля боя вполне могут покоиться археологические свидетельства участия пехоты в сражении…
Момент второй: археологами не было обнаружено захоронение павших воинов. Ведь никто не будет утверждать, что останки пусть даже двух-трех тысяч погибших ратников просто растворились в земле? Также глупо утверждать, что павших хоронили в глухом лесу, продираясь с телами сквозь чащу! И, наконец, момент третий — исследования почвоведов и археологические раскопки требуют финансирования. Быть может, у Олега Двуреченского есть и собственные сомнения о масштабах поля боя в связи с необнаруженным захоронением — но кто проспонсирует новые экспедиции на сопряженных площадях, если УЖЕ есть зримый результат?!
Безусловно, я не оспариваю ту точку зрения, что у Дмитрия Донского не могло быть более семи-восьми тысяч тяжелых всадников, учитывая стоимость вооружения старших дружинников. С экономическими расчетами спорить тяжело! Но в том, что на поле боя дралось также тысяч двадцать пехотного ополчения, упоминаемого во всех описаниях битвы, я нисколько не сомневаюсь.
Так вот: именно то, что простые русичи в том бою сражались, является «камнем преткновения» между мной и «теоретиками феодальных войск». Потому как последние утверждают, что Куликовская битва — это лишь эпизод феодальных разборок русских князей и татарских ханов, этакий междусобойчик далеких от простого крестьянина господ, делящих между собой всякие «ништяки». И рассматривающих этого самого крестьянина как ресурс личного обогащения, источник налогов… Это как раз точка зрения европейских историков, на чьих землях разборки между феодалами велись именно за ресурсы — и простых крестьян порой действительно не касались. Но! Война между русичами и татарами практически всегда шла на уничтожение наших предков, а карательные походы поганых были порой разрушительнее и страшнее, чем само Батыева нашествие… В качестве примера — карательный поход ордынского полководца Тудана 1293 года (Дюденева рать), вылившийся в геноцид русского населения и уничтожение четырнадцати городов.
И Мамай в 1380 году шел уже не за данью — он шел мстить Дмитрию за поражение своего мурзы Бегича на реке Воже (1378 год), он шел утопить в крови орусутов, осмелившихся бросить татарам вызов и победить! Вторжение кончилось бы разорением русской земли, массовым угоном людей и скота, сожжением городов — и истреблением всех, кто в качестве выгодных рабов погаными не рассматривался (вспомним Старую Рязань)… На поле Куликово простые русичи шли со всей Московской (и не только) земли, прекрасно понимая, за что будут сражаться, ради чего будут убивать — и умирать.