— Вот именно, — уточнил Андрей. — Каждый по-своему прав, и никто ни черта не знает, однако ты сейчас с серьезным видом начнешь объяснять мне про вашу «Звезду»…
«Никто ни черта?.. А может, наоборот? Чтобы притязать на крохотную компетентность, надо очень и очень много знать. Гору свернуть».
— Не стану. По-моему, запутались мы.
Андрей насупился. Наверное, кое о чем был наслышан, и его волновало все, что так или иначе касалось Любы, отвечавшей за лабораторию.
— Пойдем — покажешь. — Он поднялся.
— Прошу. — Юрий нехотя уступил ему дорогу и не удержался от подначки: — Между прочим, мы выходим с тобой в дверь, а не тычемся в стену. Руки, ноги, глаза, координация движений, гармоничность природы. Изучать ее надо, и долой скепсис!
— Так просто? — оглянулся Андрей, округлив глаза. — А к чему эта хреновина с поучением?
— Пролог к лаборатории. Будешь постигать, я — объяснять.
— С тайной надеждой на помощь прессы?
— Вот именно, догадливость — одно из проявлений разума.
— Ты прицеплен к земле, как и полагается эмпирику, а меня тянет черт знает куда.
— Тогда надо в церковь ходить, а не на завод.
Андрей рассмеялся, помотав головой.
Около часа Юрий водил его по участку… Окисление, фотолитография, протравка, диффузия — целая технологическая цепь, создававшая в кристалле кремния плоскости, «планары», укрепленные окислом границы проводимости. От их надежности зависела работа схемы. Вычерченная Юрием на клочке бумаги, она напоминала сужающиеся пирамидой террасы. А на ладошке у Шурочки лежала квадратная пластинка величиной с ее ноготок. Только побледней. И пока она по просьбе Юрия комментировала режимы, он нет-нет да и ловил на себе взгляд Андрея. Впрочем, гость вскоре увлекся, торопливо заполняя блокнот.
— Стало быть, закавыка в прочности окисла, в этой пленочке?
— Это совсем не пустяк. Чувствую инстинктом — ненадежна. — И вдруг его будто осенило. Догадка была расплывчата, туманна, но смысл ее был прост как хлеб: а что, если побоку тетрахлорид, осаждающийся на пластинку пленкой окисла, а подобрать температуру, самую высокую, какая потребуется, и заставить кремний самоокисляться? «Родная» кожа вместо этой дурацкой пленки!
Он невольно произнес это слово вслух и объяснил Андрею, в чем дело. В это время он не смотрел на Шурочку, не спускавшую с него глаз, он вообще ничего не видел, не слышал, утратив ощущение окружающего.
— Андрей, ты аист.
— Не понял.
— Птица, приносящая счастье. Впрочем, может, я ошибаюсь.
— В отношении меня — нет. Недаром я сам невезучий — все мое уходит к другим.
— Шуточки.
— Так тебе это сейчас пришло в голову? А до этого не искали?
— Какой там искали! По готовому, меняли режимы, приспосабливались. Мертвому припарки.
— Юрочка, ты… и приспособленчество? Несовместимо. Нехорошо!
— Я больше не буду. Я подумаю.
На обратном пути Андрей заглянул к Любе и сказал, что подождет во дворе. Сколько надо, столько и будет ждать. У Юрия было свободных полчаса. Они вышли из подъезда и уселись под липкой на скамеечке.
Андрей достал сигареты.
— Куришь много.
— А ты молодец… И девчонка ничего, где вы ее выкопали?
— Молчи. У тебя Люба есть.
— Люба из породы жен.
«А Шура, должно быть, нет», — кольнула мысль.
— Так легко определяешь людей — с первого взгляда?
— Жизненный опыт. — Андрей рассеянно дымил, казалось, мысли его, занятые совсем другим, были далеки от окружающего. — Натура, по-видимому, жестоковатая… — Откровенное недоумение собеседника подхлестнуло его: — Ну, жесткость, может быть, не совсем точно, скорее, нацеленность, такие люди лишены смягчающих рефлексов, резки, неожиданны в поступках, что не всегда приятно для друзей и близких… Не замужем?
— Вроде бы.
— Ей нелегко будет найти человека.
— С такой-то внешностью?.. Довольно о ней. — И снова перехватил острый взгляд Андрея:
— Уж не заинтересован ли ты?
Вот уж и в мыслях не было ставить себя рядом с Шурой, просто не терпел двусмысленных суждений, к кому бы они ни относились. Андрей пытливо улыбнулся.
— Конечно, найдет. У каждого бродит по свету своя половинка… Этакий рыцарь — интеллигентный, деликатный и житейски неопытный, чтобы не лез в душу. Прекрасный альянс, все счастливы.
— К чему ты все это? — буркнул Юрий. Перспектива счастья благодаря собственной житейской глупости показалась ему забавной.
— А вообще, конечно, все чепуха, — сказал Андрей, — определить человека — труд непосильный. При различии характеров — одинаковые поступки, и наоборот. Все очень сложно, зыбко, субъективно. Но у тебя, как всегда, все будет хорошо. С тебя сто граммов за счастливый конец. Невелик гонорар.
Юрий даже обрадовался неожиданному повороту темы.
— Закусочная рядом, могу поставить.
— Шучу. И ужасно рад, что ты все тот же, прежний. Чистота и доверчивость. Вот, — он назидательно поднял палец, — такой-то вашей Шурочке и нужен.
В подъезде появилась Люба, и они стали торопливо прощаться.
— Заглядывай, совсем нас забыл…
— Постараюсь.
Он вернулся вовремя.
Кассеты были вынуты из печи, и надо было проследить за тем, чтобы выборку тотчас отправили на испытание.