Схватка

А тут и новый слух, да к тому же многими подтвержденный: Гонсевский за хорошие деньги готов уступить царю в вечное пользование Смоленщину и Северщину. И это несмотря на то, что польный гетман сам родом из Смоленска! Добавились и очередные слухи, что с помощью крымских татар и казаков Гонсевский хочет разбить силы конфедератов. Дело шло к гражданской войне, и это в самый переломный момент войны с царем!

— Срубы с московскими купцами с дозволения Гонсевского и Жаромского уже плывут по Двине к Риге, а царский посол Нащокин едет к королю. Зачем едет? Делить землю нашу — вот зачем! — рассказывали друг другу конфедераты. Эти слухи долетели и до Кмитича, и до Михала Радзивилла. Оба друга были крайне возмущены поведением Гонсевского. Михал, как и его кузен Богуслав, требовали отобрать у Гонсевского булаву и уволить с поста директора комиссии. Кмитич вспомнил все трения между Гонсевским и покойным Янушем Радзивиллом и даже послал в подмогу конфедератам отряд в двадцать казаков, чтобы помочь пленить Гонсевского, как и своего хорошего друга Жаромского. Возглавил отряд вечный ангел-спаситель Кмитича ротмистр Сорока.

— Гляди, — напутствовал Сороку Кмитич, — присмотри, чтобы с Жаромским ничего не случилось, чтобы сгоряча хлопцы не намяли ему бока. Он мой боевой товарищ. Пусть их с Гонсевским невредимыми доставят в Кобрин на суд. Понял? Отвечаешь за него головой.

— Не хвалюйся, пан полковник, — успокаивал Кмитича его верный и постоянно веселый усатый ротмистр, — все будет добра. Арестуем по всей форме и проформе!..

Сорока уехал в Вильну в последний день ноября. Уже неделю от него ничего не слышно. Едва запрыгнув в седло, Кмитич больше не думал о Хованском и красноречивом разговоре с ним. «Как там ротмистр Сорока? Справился ли со своей миссией?» — с тревогой думал Кмитич.

Глава 2 ГИБЕЛЬ ЖАРОМСКОГО И ГОНСЕВСКОГО

В 1662 году царская армия походила на огромный ком сплошных проблем. Ратники убегали из расположения своих частей, а иные переходили на сторону Речи Посполитой. Боясь усиливающегося дезертирства, в Смоленске за пределы стен города ратный люд вообще не выпускали. От оставшихся в сентябре 1654 года под рукой царя смоленских шляхтичей сохранилась едва ли половина — остальные разбежались. В семье Злотеев-Подберезских также росло напряжение. Маришка, вечно покорная и не перечащая отцу, сейчас чуть ли ни каждый день устраивала истерики.

— Это из-за вас, папенька, я лишилась мужа! Из-за вас сидела здесь, пока не изнасиловали! Из-за вас вся моя жизнь пошла наперекосяк! Чего ради остались мы с москалями в Смоленске? Какую безопасность вы мне здесь обеспечили?

Пан Злотей, осунувшийся, поседевший и сильно постаревший за последние пять лет, молча выслушивал нападки дочери, слеза блестела в его глазах. Но что он мог сделать сейчас? Да, напортачил. Да, был не прав, не отпустив дочь к Кмитичу. Но не признавать же дочке все свои ошибки, тем более, что былого не вернешь! Не уходить же сейчас, когда неизвестно куда идти! Злотей лишь подходил к углу и крестился на икону Божьей Матери.

— Помилуй меня грешного…

Кризис переживала не только армия Московии, но и сама ее экономика. Из-за затянувшейся войны царская казна пустела. Царь велел чеканить медные монеты по курсу серебряных, ибо денег в государстве почти не осталось, все сожрала жадная пасть военных расходов. Те желдаки и наемные донские казаки, что получали за службу такие медные гроши вместо серебряных, начинали бузить и возмущаться, ибо селяне не продавали за эти медяки им еду и питье по прежнему курсу серебряных денег. Цены на продукты, таким образом, выросли в пятьдесят раз! Ну, а в самой Московии крестьяне, возмущенные увеличивающимися в геометрической прогрессии поборами, начинали волноваться, грозя волнения перевести в бунт по всей стране. Собственно «медный бунт» из-за тех же самых медяков и поднялся в самой Москве…

Было солнечное теплое утро 25 июля 1662 года. Англичанин Патрик Гордон обучал московский полк на поле у Новоспасского монастыря.

— Хер унд да! Хер унд да! Хер унд да! Левой! Левой! Хер унд да! — командовал по-немецки Гордон, уча бестолковых, по его мнению, диких мужиков ходить в ногу строем под флейту и барабан.

— И что за «йерунда» такая? — переспрашивали друг друга мордвинские новобранцы, не понимая команд «немца»… Ревностный, но кажется, беспринципный католик Патрик Гордон служил вначале у шведов, потом под Варшавой попал в плен и перешел на службу Речи Посполитой, начав воевать против Московии. Ну, а еще позже, попав в плен и к московитам, с таким же безразличием и любовью к одним лишь деньгам стал служить и царю, уже против своей предыдущей страны-кормилицы.