Началась Литургия Слова… Но Кмитич был уже далек от крещения сына Михала. Три вещи вертелись в его голове, составляя какой-то магический треугольник: в одном углу треугольника чисто выбритое лицо священника, во втором — повторяющееся слово «христианский», ну, а третий угол — Богуслав и Полубинский, бывшие враги, сейчас друзья… Что же объединяло все эти три вещи, и почему они так тревожили оршанского князя? «Что? Что все это объединяет? И почему меня всего колотит от этого?» — почти испуганно спрашивал сам себя Кмитич. Он одно понимал: какое-то смутное воспоминание стучится в черную дверь его памяти, но он, Кмитич, никак не может протянуть руку, чтобы открыть эту дверь и вспустить это воспоминание…
После всех молитв и напутствий ребенка укутали в белые пелена, зажгли свечу от пасхала, и вручили родителям, а служитель таинства обратился к Михалу и Катажине со словами:
— Примите свет Христов!
Совершалась процессия к алтарю, во время которой торжественно несли зажженную свечу крещеного ребенка…
Но Кмитич всего этого почти не видел. Холодный пот прошиб его лоб. Алеся почувствовала что-то неладное и тревожно взглянула на мужа.
— Что? У тебя что-то болит? Рана? Бок?
Кмитич замахал головой и утер лоб рукавом. Вот она! Третья подсказка — Алеся! Она составила уже четвертый угол, уже квадрата, а не треугольника. И тут как молния блеснула! Кмитич вспомнил… Полусожженный Друцк… Переделанная в церковь московской веры лютеранская кирха… Священник… Московский священник, поп, дерзнувший назвать имя Самуэля не христианским, за что разгневанный Кмитич занес кинжал над головой этого московита. Чудо спасло жизнь тогда попу и уберегло Кмитича от смертного греха. Алеся… она рассказала, что тоже была в Друцке, искала Кмитича, заходила в церковь, но того самого попа уже там не было, он на следующий день после «встречи» с Кмитичем ушел из церкви и никто не знал куда… Гладко выбритое лицо священника… В отряде Багрова был поп расстрига, без бороды, который показался Кмитичу знакомым… Тот бывший поп лечил раненных. Когда Кмитича полуживого принесли от стен Борисова, сняв с креста, поп-расстрига, можно сказать, спас ему жизнь… Богуслав и Полубинский… Вот оно! Раньше были враги, стали друзья! Поп в Друцке, враг, врач в отряде Багрова, друг — один и тот же человек!
Кмитич аж застонал, прикрыв глаза рукой.
— Тебе плохо, коханный? — слегка сжала ему руку Алеся, с тревогой заглядывая в лицо.
— Чуть-чуть. Сейчас пройдет…
Кмитич убрал руку, открыл глаза. Боже! Ведь тот поп точно узнал его! Это очевидно! Это только Кмитич не признал попа, ибо тот сбрил бороду и поменял одежды, а узнать Кмитича было очень даже легко.
«Как все закручено и перекручено на этой проклятой войне, — думал оршанский князь. Ведь я чуть было не убил его, а он позже спас мне жизнь… Он оставил свою службу царской веры и ушел в лес к партизанам. Поп еще рассказывал, что он из черемисы, народа особенно сильно пострадавшего от Ивана Жахливого, народа трижды подымавшего восстание против царя и трижды разгромленного царем… Боже мой, кто же заставляет нас воевать друг с другом? Зачем Ты, Господи, допускаешь всю эту бойню, зачем даешь таким людям, как царь московский, править на земле? Может не Ты, Господи, а в самом деле князь тьмы управляет нашей земной жизнью?…» Кмитич уже не следил за процессией крещения, а думал о своем, вспоминая попа, имя которого даже не знал, вспоминая погибшего Василя, которым предпочитал называть себя Вилли Дрозд, вспоминал и исчезнувшую Елену…
Прошло всего пару недель и у Собесского родился ребенок, и тоже мальчик — Якуб. И также скоро должна была разродиться Анна Мария Радзивилл. Богуслав с нетерпением ожидал своего первенца, говоря, что если родится девочка, то война быстро закончится, а если родится как у всех мальчик, то близкого конца войны не ждать. Но в любом случае воспитателем будущего ребенка Богуслав назначал своего кузена Михала. Михал охотно соглашался.
А тут и еще один сюрприз, правда, ставший следствием печального события: от полученной на войне раны, сильно занедужил в Вильне польный гетман Владислав Волович. Булаву польного гетмана было решено передать другому. Михал тут же стал добиваться, чтобы булаву передали Богуславу, но шансов у Богуслава больше уже не было, как не было больше и особого желания быть польным гетманом у самого Слуцкого князя.
— Почему не ты сам? — спрашивал Ян Казимир Михала.
— Я хочу, чтобы именно ты был польным гетманом, коханку! Я даже составил специальный привилей для тебя и указ для Михала Паца с передачей войска под твое командование.
— Ну, — нахмурился Михал, — это решит сейм, а сейм может и отказать. Сам же при этом он думал о Кмитиче.
Ну, а Ян Казимир вынашивал мысль покинуть трон. Он видел, что его время прошло, собираясь это сделать еще в 56 году, его отговорили, но сейчас короля уже никто не мог переубедить. «Вот только война закончится, и сразу уйду», — грустно думал Ян Казимир.
Глава 21. Снова Хованский