Схватка

«А ведь все это заслуга Ведерникова, — подумал Бекайдар, — без него, кроме водки и картишек, тут ничего не было». И действительно, Ведерников сделал много. До его избрания в комсорги лучшим времяпровождением кроме гулянок была охота и поездка с удочками на озеро Балташы. Но для поездок этих нужны машины, а где их взять? Хорошо, если начальство расщедрится, а если нет?! — вот и хлестали водку, вот и гоняли козла, вот и играли на интерес, а Ведерников устроил танцплощадку, сколотил хор, организовывал диспуты на острую тему и сумел так втянуть во все это молодежь, что так называемые «воскресники» стали непременной принадлежностью каждого выходного дня. Что-что, а организатором Толик был действительно первоклассным. Он умел не только отыскать интересного докладчика, но так же подобрать ему и содокладчика и оппонентов, и случалось порой, что от обоих докладчиков только клочья летели. Сейчас перед клубом собралось около ста человек, то есть почти вся саятская молодежь — геологи, рабочие, шоферы. Но как ни присматривался Бекайдар, Дамели он не находил. «Неужели так она и не придет», — тоскливо подумал он и посмотрел на часы: уже время начинать. «Эх, отделаюсь — и все».

— Ну, что же ждать? Начнем!

— Начнем, пожалуй, — ответил Ведерников и вдруг, как будто что-то сообразив, добавил: — Вот минут через десять и начнем.

И как раз в это время Бекайдар увидел Дамели. Она шла со стороны сопок. Сердце у Бекайдара так и замерло. Кажется, он даже покраснел. Это было как солнце, поднявшееся с другой стороны поселка. Дамели бледна и строга, на ней белое платье. «Упругий стан, шелками схваченный», — вспомнил Бекайдар Блока. Не идет, а ступает по воздуху, еле-еле касаясь ступнями земли. Глаза потуплены, и, несмотря на всю легкость, независимость, чувствуется, какая огромная тяжесть давит ее, как ей трудно было прийти сюда. Дамели дошла до площадки, кивком головы поздоровалась со всеми и присела на черный камень. Хотя этого и не полагалось, но Бекайдар смотрел на нее не отрывая глаз. Да, похудела, похудела, даже вот щеки ввалились. Под глазами синяки. Видно, и ей несладко пришлось за эти недели. Волнуется и старается скрыть это. Брови сдвинуты, и резко обозначились скулы. А раньше их Бекайдар не замечал совсем. «Нет, она переживает не меньше меня, — решил он. — Больше, много больше! — подумал он через минуту, присмотревшись. — Она ведь знает, в чем дело! Это, верно, действительно какая-то ужасная тайна! Что, если Еламан не соврал?!»

И тут он услышал голос Ведерникова.

— Итак, товарищи, начнем! Наша сегодняшняя беседа, как вы знаете, называется «Раздумья о казахской песне». Основной наш докладчик — геолог Бекайдар Нуркеевич Ажимов. Вот ему я сейчас и предоставляю слово. Я думаю, в помещение мы заходить не будем, а вынесем стол и проведем беседу прямо на воздухе. Есть возражения? Нет! Бекайдар Нуркеевич, тогда прошу вас.

Бекайдар подошел к столу — его сейчас же притащили из помещения — положил на него свою тетрадь с записями, достал из портфеля книги с закладками и начал говорить. Говорил спокойно, обстоятельно. А сердце у него так и екало. «Дамели, Дамели...» — восклицало в нем что-то.

— Я думаю, что нет человека, который не любит песен своего народа... — так начал он. — Они говорят о печали или радости, о любви или ненависти, о встрече и разлуке... Все чувства человечество отображало в своих песнях. Но песни говорят и о большем. Это интеллектуальная жизнь народа, его недовольство настоящим, его мечты о будущем, его надежды. Все большие исторические события обязательно отражаются в песнях, ибо в них народ как бы осознал самого себя. Вот именно потому я люблю слушать наши народные песни. И совсем не потому, что я казах, то есть вернее не только потому, что я казах. И первое, о чем я думаю, когда слушаю такую песню, — это, чью же радость или печаль передает мне она? Кто смеялся или плакал, сочиняя ее? Потому что создатель такой песни не только весь народ целиком, но еще и какой-то конкретный человек в отдельности. Ликующий или страдающий человек. Он долго ходил, думал, страдал или радовался, и вот наконец его чувства отделились от него и превратились в песню. И народ подхватил эту песню и понес ее дальше, и все страдающие и радующиеся тоже присоединились к этому шествию. В этом слиянии народа и человека заключается, по-моему, та великая тайна, которую я и стараюсь угадать. Вот, например, одна старинная песнь. Она возникла почти 300 лет тому назад во время Джунгарского нашествия. Это были годы гибели, огня и смерти. Туркестанская степь тонула в крови.

И он заговорил о песне Елим-ай (Край родной), затем он сказал о песне «Жас казах», созданной в годы Великой Отечественной войны, о песнях обрядных — «Прощанье», «Колыбельная», «Жар-Жар», и про то, как они, вероятно, возникли. Затем он заговорил о великих композиторах — об акынах, Биржане-Сале, Акане-Сате, Естай-акыне, Мусе и других.