Схватка

— А слышал, как сегодня твой ученик распелся? — засмеялся Жариков. — Лет до ста расти нам без старости. — Это что, из Маяковского, что ли? Вот и давай, расти. — У нас с тобой еще дел, дел... А что ты здесь, между прочим, делаешь? Вот тут крутизна — даст тебе кто-нибудь в спину... Ну и того...

Даурен вдруг рассмеялся и обнял Жарикова за плечи.

— Да, пойдем, пожалуй, отсюда, — сказал он. — Это брат, целая история. Был когда-то такой народ: гунны. А у гуннов был такой обычай: если друг начинал сомневаться в друге, он приглашал его для переговоров, вот, примерно, на такой утес. Вставали они оба на краю, и он выкладывал ему все свои претензии, а дальше все шло по обстоятельствам — места, времени и действия, как гласит грамматика. Либо дружба побеждала, либо вражда. Но в обоих случаях вопрос решался окончательно. Вот и я привел на этот утес своего близкого товарища, чтоб поговорить с ним по душам.

— И что ж, поговорили? — криво улыбнулся Жариков.

— Поговорили. И видишь, оба живы. Ушел мой товарищ с поникшей головой. Надо думать, раскаялся.

— А может быть, он просто испугался? Ведь у древних гуннов уголовного-то кодекса не было. И статьи, карающей за убийство, тоже поди не было! Нет, дорогой, не те времена! Сейчас не сбрасывают врага с утеса, а просто пишут на него заявление. Так что, будь осторожен и бдителен — ничего сегодняшний разговор на утесе не решил. Все как было, так и осталось, помяни мое слово.

— Бдительность, бдительность — огрызнулся Даурен, — сразу видно бывшего пограничника. — Он знал, что генерал Жариков прав, но это и раздражало его.

— Ладно, это увидим — решил или не решил. А вот ты скажи, что делать-то будем! Ведь как ни ругай Ажимова, а формально он прав. Меди-то нет.

— Да-а, — сказал Жариков. — Да-a, нет меди, нет! — Несколько шагов они прошли молча. — Слушай, а ты полностью уверен, что она есть?

— Ну, конечно.

— Полностью?

— Говорю же, полностью! Да что в том! Штурмуем, штурмуем, а толку...

— Штурмуем! — засмеялся Жариков. — Значит, плохо штурмуем, друг ситный. Вот и все.

— А как еще штурмовать?

— А вот так. Нависла в 1942 году над нами одна высота. Там немцы установили артиллерию, ну и били нас днем, как хотели. Носа нельзя было высунуть. Срам — да и только. Авиации не было. Танков не было, артиллерии не было, ничего не было. Так вот, решил я взять эту проклятую сопку голыми руками. Да где ж там? Пятнадцать раз ходили — и все безрезультатно. Половину личного состава там оставил. А делать-то что-то надо. Даже раненых и то не вывезешь. Сразу засекают, дьяволы. Вот запросил я у командования разрешение пойти в шестнадцатый раз. Разрешили, но смотри, говорят, если не возьмешь да живой не дай бог останешься — сразу под трибунал попадешь. «Ладно, — говорю, — пускай попаду».

— Ну и что?

— Ну и взяли, — улыбнулся Жариков.

— Конечно, конечно, — задумчиво протянул Даурен, — конечно взяли! Но вот на фронте-то тебе разрешили идти в шестнадцатый раз, а нам здесь кто разрешит?

— Алма-Ата, — быстро сказал Жариков. — Поеду в управление. Буду просить разрешения не сворачивать работ. А ты подготовь мне обстоятельную докладную — как ты на это смотришь?

Даурен вдруг остановился и обнял Жарикова. Они ничего не сказали друг другу, только простояли полминуты молча. Потом пошли к Даурену.

Они уже сидели друг перед другом за столом. Между ними стояла бутылка коньяка, и Даурен говорил улыбаясь:

— Вообще-то все человечество мы привыкли разделять на три категории: удачников, неудачников, и что-то промежуточное — людей с обыкновенной судьбой, у которых в жизни и так бывает и эдак. Я вот не знаю, к какой из этих трех категорий меня отнести? Удачник — нет! Удачник — Ажимов, он и профессор и член-корреспондент, и автор нашумевшей книги, и вообще человек с положением, а я в свои шестьдесят лет все тот же рядовой геологоизыскатель — вот и все! Тогда неудачник! Тоже нет. Я искал и находил, доказывал и доказал — пусть не я сам доказал, пусть после меня и за меня доказали, но все равно ведь доказали? В меня стреляли и не убили, я умирал, но не умер, меня похоронили, а я явился к вам снова, был одиноким, и у меня вдруг оказалась дочь — да еще какая! А скоро, верно, и зять будет — вот тебе и семья, я об этом и не мечтал так. Какой же я неудачник? Так, человек с обыкновенной ровной судьбой? Тоже нет. Это вот у тебя ровная судьба: начал ты рядовым, кончил генералом, у тебя вся грудь в орденах, и все они заслуженные — и жизнь у тебя порой хоть была и тяжелая, но ровная, если так можно выразиться, плановая. Так все и должно было у тебя получиться. Жил, работал, служил родине, вышел на отдых и опять продолжаешь то же, в другом только виде. Хотя, впрочем, не так уж и в другом — и там и тут ты работаешь на разведку.

— Охрана не разведка, дорогой, — мирно сказал Жариков и налил по лафитнику, — не надо смешивать два эти ремесла. Есть тьма охотников — не будь из их числа, — видишь, заговорил, как твой любимый Ажимов, — цитатами. Так кто ж ты такой тогда, Даурен Ержанович, вот по этой твоей классификации, а?