Схватка

– Посмотрим, – устало бросил Смач. И все замолчали. А что тут скажешь? По традиции после окончания стрельбы рядовым составом на огневой рубеж выходили сами «руигат» и… Еще ни разу не было, чтобы даже один из командиров не поразил хотя бы одну мишень. Ну вот ни разу!

– Да уж… – протянул Поинтей, – если они и здесь не облажаются, то… я уж не знаю кто они такие. Может сами Небесные.

На лицах всех сидящих в курилке тут же расцвели улыбки. Боги сошли на землю, причем исключительно для того, чтобы набрать себе в команду подобных неудачников и гонять их как сраных мангустов? Ну, парень и сказанул! Со всех сторон послышались шуточки, подколки, смех. И только Смач сидел молча и стиснув зубы. Потому что он знал, что это правда.

…В то утро он едва только успел устроиться в полузакрытой кабинке, как снаружи послышались негромкие голоса. Нет, Смач и не думал подслушивать. Как-то само получилось…

Сначала зажурчало. А затем тихий голос спросил:

– Ну и как тебе первые две недели?

– Да уж, контингент еще тот, – отозвался второй. – Если мы приходили в шок от самого факта насилия, то эти с ним родились, выросли и спят… зато вот о дисциплине – никакого понятия.

– Было.

– Ну да – было. Но и сейчас едва только появилось. – Говоривший сделал паузу, вздохнул, и продолжил: – Я вот думаю – а может, зря критерии отбора изменили, а?

Отвечавший хмыкнул:

– И сколько мы по прежним критериям отобрали бы? Да еще в здешних условиях – без связи, без местных контактов, с крайне скудным оповещением, с урезанными возможностями медицинского обследования, да и то только при личном контакте.

– Так-то оно так… – протянул первый из собеседников, – но уж больно все жестко. Отсев куда больше, чем дома. Да и почти весь – на тот свет. Я иногда думаю, а не слишком ли резво мы начали? Сколько человек мы уже прикончили с начала этого этапа? Человек двести?

– На сегодняшнее утро было двести тридцать шесть.

– И?

– Это все равно всего лишь треть от планировавшейся выбраковки.

– Выбраковки? – В голосе первого явственно зазвучал сарказм. – Давно ли ты стал называть убийство выбраковкой? Насколько я помню, изначально отбраковывать собирались немного по-другому. Или я неправильно помню?

– Правильно. Но ответить мне на такой вопрос – а кого из убитых ты бы взял с собой на Киолу?

И Смач, уже потянувшийся к рулончику с бумагой (вот ведь глупость – тратить на подтирку сральника чистую бумагу!), услышав это слово, замер, боясь вздохнуть. А голос между тем продолжил:

– Ну? Чего молчишь? Ладно, упростим задачу – кого из убитых ты бы взял с собой на боевое задание? Прикрывать спину, вверить свою жизнь и жизни тех, кто пошел за нами? Ну, назови мне хотя бы пару имен? Да даже одно…

– Все равно… – угрюмо отозвался первый. – Мы стали слишком легко убивать. А это ведь люди. Живые. Мы с ними потомки единой цивилизации.

– Нет! – жестко отозвался второй голос. – Они – потомки цивилизации «желтоглазых», воспитанные в мире, созданном этими самыми «желтоглазыми», и с молоком матери впитавшие право сильного. Часть из них нам, вероятно, удастся перевоспитать. Но только часть. А с теми, кто не хочет меняться, мы ничего не сможем сделать.

– Ничего не сможем сделать? Или можем только убить? То есть ты готов угрохать сотни тысяч, а то и миллионы людей, чтобы избавиться от «скверны»?

– Блин, какую чушь ты несешь! Что за сопли! Вспомни, что говорил адмирал. Мы НЕ СОБИРАЕМСЯ решать судьбу ни одного человека Олы. Это НЕ НАША задача. Единственное, на что мы подписались, – это освободить Олу от «желтоглазых». Для ЭТОГО мы набрали людей. И пытаемся подготовить из них «руигат». И эти люди согласились попытаться стать «руигат». Сами согласились. Или не так? Ответь!

– Да, но… они же не знали…

– Да что ты говоришь?! По-моему, им было четко озвучено, что такое «руигат», что может, должен и чего он не должен делать ни при каких обстоятельствах. И большинство кряхтит, но пытается этому соответствовать. А вот те, которых мы грохнули, начхали на все принятые на себя обязательства. И закономерно получили свое. Еще раз спрошу: ты хочешь, чтобы такие, как те, кого пришлось вот так жестко выбраковать, оказались на Киоле? Или хотя бы получили власть казнить либо миловать здесь, на Оле?

– Но почему это они должны получать эту власть?

– Ха! А ты что, сам собираешься этим заняться?

– Но Старшие…

– Старшие четко сказали, что после того, как «желтоглазые» будут выкинуты с Олы, они ничем более заниматься не будут. Никакой власти. Никаких советов. Все остальное – наша забота.

Снаружи кабинки снова замолчали. И молчали около минуты. Потом первый голос упрямо произнес:

– И все равно, можно было бы как-то по-другому.

– И как это?

– Ну-у… изолировать, отправить на лечение. На Киоле…

– Если кто-то из тех, кто не смог стать «руигат», но прошел нашу школу, окажется на Киоле – я очень Киоле не завидую… Я-а-а… я вообще ей не завидую. Вышибить «желтоглазых» – это только полдела. А вот как мы дальше будем уживаться с олийцами? Ты представляешь, что будут творить на Киоле такие, как Булыга или Рогатый?