Схватка(Повесть о ростовских подпольщиках)

— Пропуск будет, — успокоил Абросимов. Он упаковал деньги и шифры в клеенчатую сумку — мало ли что случится в пути, тем более в море!

И, действительно, в море их остановил катер белых. Хорошо, что в числе охранников не было знакомых: вдруг кто-нибудь из прежних запомнил его лицо, тогда не выпутаешься. Пропуск у Абросимова был не только на выход в море, но и на поездку в Ейск из Таганрога, у охраны он нс вызвал никакого сомнения. Начальник патруля приказал обыскать катер. Обыск тоже ничего не дал.

Катер умчался. Абросимов вытер пот со лба, прошел на корму и вытянул из воды привязанную за шнур кожаную сумку с деньгами и шифровками. К утру Саша был уже на Курячьей косе, разыскал Забурненко. Тот встретил его, как родного:

— Жив? Вернулся? Молодец! Рассказывай, как там у Советов…

Утром Забурненко отправил связных в Таганрог. И вскоре Штурман встретился с Еленой и Наливайко, за обедом они расспрашивали его о товарищах на земле советской, о настроении людей, о махновцах.

— Эти, конечно, до случая, — говорил Саша, — никто не смотрит на них, как на союзников. Просто лучше, если они не воюют против нас. Уже это — удача. А так — это море анархии, бандитизма.

В Ростове Штурмана тоже встретили радостно: ведь ждали его долго, боялись, что он так и не вернется. Уже готовился к новому путешествию Вернидуб, почти оправившийся после болезни.

Штурман передал шифровки Васильеву, а деньги — Василенко. 10 мая состоялось очередное заседание комитета, в котором участвовали Шмидт, Дедов, Анна, Елена, Зуб, Чернов, Гвоздев, Иванов. Штурман доложил об итогах поездки, рассказал о новостях, которые узнал в Мариуполе, о начавшемся наступлении белых. Это подтверждалось и тем, что доносили телеграфисты Буртылев и Датченко, хотя последние номера белогвардейских газет молчат, видимо, ждут решающего успеха.

Тревожно было на душе у подпольщиков. Товарищи рассказали Штурману о трагедии в Батайске: весь президиум ячейки схвачен, по приказу генерала Покровского на базарной площади повешены четверо товарищей.

— Значит, восстание придется отсрочить, — сказал Васильев. — И нужно быть готовым ко всему. Мы должны проверить каждую ячейку. Многие наши товарищи сейчас в поездках — знакомятся с местными организациями. Думаю, что в недельный срок мы будем иметь все данные — самые последние, самые свежие. А через несколько дней у нас будет большая газета с названием «Красное знамя». Товарищ Василий, как дела в типографии?

— Усе гарнесенько, друзи. Газета будет. Правда, вот наш новенький работник пропал. Дело он знает отменно, руки золотые, но стал требовать за работу непомерную плату.

— Странный хлопец, — подтвердил Селиванов, — все спрашивает, спрашивает. Если бы не Абросимов, который уверяет, что Поддубного хорошо проверили, я бы посчитал, что он послан белыми. И жадный. Хоть бы те же деньги. Все время о них разговор…

— Словом, — подытожил Васильев, — наступает сложный момент. От нашей организованности, конспирации, от нашей преданности делу теперь зависит все. А что касается работника в типографии — направим Штурмана. После такого путешествия не грешно ему поработать и в «подземном аду». Тем более он специалист по смывке старых и подготовке новых паспортов.

Так Штурман вернулся в типографию.

В «подземном аду» царило радостное возбуждение. Сегодня новая газета — большая, четырехстраничная — будет готова! Но усталость брала свое. Когда Гриша поднялся в очередную смену наверх, Мария Николаевна дала сыну кружку молока и кусок хлеба. Уже темнело. Гриша взял еду и вышел во двор, присел на скамейке у крыльца, вдохнул всей грудью.

Казалось, вся Нахичевань пропиталась запахом сирени, в темноте ее не было видно, но ее грозди, Гриша знал, действительно всюду.

Немного отдохнув, он досрочно спустился в подземелье — не терпелось увидеть готовую газету.

К полуночи она была готова. Сделали оттиски всех четырех полос, занялись корректурой. Аболин удовлетворенно хмыкал, читая газету, правил немного. Вдруг со двора донесся какой-то шум и собачий лай.

— Поднимайтесь наверх, я сожгу оттиски, — сказал Григорий. Тщательно закрыв замаскированный вход в типографию, он тоже поднялся в квартиру. Товарищи раздавали карты.

Вдруг одновременно раздался стук в дверь и ставни. Мария Николаевна вышла в коридор.

— Кто там стучит? — спросила она.

Вместо ответа дверь слетела с запоров.

Сбивая хозяйку с ног, в дом ворвались белые. Впереди всех — Татаринов и Бордовсков.

Подпольщики сидели за столом с картами в руках.

— Встать! — приказал Татаринов, держа в руках пистолет. — Руки вверх!

Проснулись малыши, Клава и Ваня, подняли плач.

Татаринов взглянул на Бордовскова, тот с пистолетом шагнул к казакам у двери:

— Заткните глотки пискунам!

К малышам бросилась Мария Николаевна:

— Я сама… Я сама! Не плачьте, маленькие. Не плачьте! Дяди скоро уйдут.

Татаринов ухмыльнулся и, поигрывая пистолетом, подошел к стоявшим с поднятыми руками.

— Играете по большой? — ткнул он дулом пистолета Сашу Абросимова.

— Нет, — ответил Штурман, — мы без денег. В шестьдесят шесть.

— Ясненько. Доигрались. Начинай обыск, — приказал он казакам.