Схватка с чудовищами

Первое, что ее поразило, это приказ военного коменданта города, который она прочла на одном из столбов. «За хранение оружия и радиоаппаратуры, за порчу телефонных проводов, за укрывательство красноармейцев — расстрел. За поддержку партизан и подпольщиков — виселица. С наступлением темноты и до рассвета покидать свои дома запрещается. Задержанные на дорогах или в лесу подлежат расстрелу на месте. Тем, кто донесет властям о вражеских радиопередатчиках и минных полях, — хорошее вознаграждение. Жители Постав! Помогайте немецкой армии строить Новый порядок, и вам будет лучше жить!»

Одним словом, не дышать, не сопротивляться! Разрешается только предавать, выдавать, фискалить! — гневно обобщила прочитанное Альбина. И подумала: избежала провала в Берлине, избегу и здесь. Однако не слишком ли я самонадеянна? Запеленговать рацию в провинциальном городке проще, нежели в крупном индустриальном центре. Но и работа через связника тоже не гарантирует от провала, к тому же не обеспечивает срочности.

Вскоре Альбина оказалась свидетельницей того, как этот приказ военного коменданта осуществляется, и это ее потрясло. Краковский сгонял на городскую площадь жителей городка — стариков, детей, женщин. Когда они собрались, на их глазах повесили пятерых девушек-патриоток. Это было страшное зрелище, и ей чуть было не стало дурно. Даже Хейфиц заметил, что она побледнела.

— Этот прием устрашения не для вас, Баронесса. Так что, можете быть спокойны. Не знаю, известно ли это вам, но мне рассказывали, что фюрер назвал как-то Черчилля шакалом, а Сталина — тигром, идеал которого — Чингисхан. Тогда же он пришел к твердому выводу, что на Восточных землях можно добиться осуществления своих целей, лишь действуя совершенно беспощадными методами «а ля Сталин». Мы так и поступаем.

Альбине удалось увидеть и жизнь подпольщиков изнутри. В душе она восхищалась и гордилась ими, их патриотическими делами. Как-то на конспиративной квартире Службы безопасности и СД она участвовала во встрече Хейфица с агентом, которого тот называл Игорем.

— Чем порадуешь? — спросил его шеф.

— Да вроде бы все неплохо идет, начальник, — ответил агент. — Был вот у них на сходке. Происходила она в овраге за мельницей. Аж десятка два подпольщиков в ней участвовали!

— Фамилии, адреса знаешь?

— Какие там адреса, фамилии, — махнул рукой агент. — Все они имеют прозвища. А до адресов дело не дошло. Спросить же нельзя, сразу заподозрят во мне вашего человека.

— Логично. А тебя каким же прозвищем нарекли?

— Кривоносый.

— Они-таки не лишены наблюдательности, — рассмеялся Хейфиц. — О чем же говорили на этом сборище?

— Обсуждали обстановку в городе и окрест него. Призывали активнее распространять сводки Совинформбюро о положении на фронте. Усилить работу среди населения по организации сопротивления захватчикам. А так, чтобы конкретно, — убить, взорвать, поджечь, этого не было и в помине.

— А поезда, тем временем, пускаются под откос, взрываются мосты, бензохранилища, — произнес Хейфиц, усомнившись в том, о чем докладывает агент.

— Вероятно, о своих «мокрых делах» они говорят в более узком кругу единомышленников и соучастников. Безопаснее. Да и я — новичок среди них. К тому же примазавшийся.

— Н-не густо, — покачал головой Хейфиц.

— Пока только в доверие вхожу. Они там — не дураки сошлись. Ребята мозговитые, смелые, но и осторожные тоже.

— А кто из них причастен к взрыву водокачки? Это же — вчерашний день. Могли и проговориться.

Агент пожал плечами.

— И об этом не удалось узнать? — укоризненно, возможно, недоверчиво взглянул на него шеф Службы безопасности.

— Быть может, еще удастся, начальник, — почувствовал себя виноватым Игорь.

— Откуда у них взрывчатка? — вдруг спросил Хейфиц.

— Ха! Откуда? Ваша армия снабжает ею.

— Не пори ерунду! — взорвался Хейфиц.

— Так получается, начальник! Подпольщики извлекают из земли мины, установленные охранными отрядами на подступах к железнодорожным путям и станциям, чтобы партизаны не могли пускать под откос воинские поезда. Разыскивают заброшенные артиллерийские склады и фронтовые аэродромы. Из найденных там снарядов и авиабомб выплавляют тол. Говорят, что у них его несметное количество.

— Но можно же подорваться.

— Как сказал мне один из их братвы, они знакомы с пиротехникой и саперным делом. И для них нет ничего опаснее оккупантов.

— Ты тоже так считаешь?

— Побойтесь Бога, гражданин начальник! Советская власть меня заточила в тюрягу за какую-то девку, с которой я переспал, а немцы освободили. Я молюсь на вас!

— Где они берут сводки Совинформбюро?

— Предполагаю, что их снабжают ими партизаны. Но может быть, имеют и свой радиоприемник. Об этом я обязательно дознаюсь.

— А тот парень, что привел тебя на сборище. Его хоть знаешь?

— Ну как же не знать! Его прозвище — Грач. А там кто-то, видно, позабыл о конспирации и назвал его по имени Фадей. Такой осторожный. Дом свой не показывает. Встречаемся на базаре. Два-три слова, и он сматывается, затерявшись в толпе.

— Следовательно, Грач, — он же Фадей?

— Выходит, так.

— На базаре, говоришь, бывает. Какой он из себя?