— Еще повоюем, — улыбнулась ей Альбина. — А пока с нового места передай в Центр, что на радиосвязь временно выходить не сможем. Чтобы не надеялись на нас. Объясни, что ввиду сложившихся обстоятельств я ушла в глубокое подполье. На время.
Они расцеловались.
Радистка с рацией в базарной корзине проследовала через запасный выход прямо в огород, а оттуда лишь ей одной известными тропами в заблаговременно подобранное пристанище.
Баронесса, выйдя на улицу, сказала, мирно покуривавшим полицейским:
— Пока не заходите в дом. Штурмман сам позовет вас, когда сочтет нужным.
Полицаи, белорусские мужчины средних лет, ей козырнули, и она, как ни в чем не бывало, помчалась на велосипеде дальше, к себе на квартиру. Один полицай подмигнул другому:
— Небось полюбовница Хейфица…
Альбина спешила, пока не спохватились и не подняли тревогу. Она четко представляла себе, что это провал, что ее часы, а может быть, минуты, сочтены. Словом, с этого момента и ее свобода, и жизнь висели на волоске.
Схватив всегда готовый на этот случай рюкзак с самым необходимым и пристроив его на багажнике велосипеда, Альбина выехала за город, объясняя каждый раз немецким патрулям, что спешит по делам службы в недалеко отстоящее село. Ей желали удачи и благополучного возвращения, удивляясь, как это начальство послало ее одну в такое тревожное время.
Домчав до реки Мядельки, сбросила гестаповскую форму и облачилась в цивильное платье, форму сунула в кусты так, чтобы ее легко могли обнаружить те, кто пойдет по ее следу. Важно, чтобы они подумали, будто она утонула. А там — ищи ветра в поле!
Перейдя реку вброд, Альбина, изнемогая, несла велосипед на себе, затем, оседлав его, углубилась в лес. Она знала расположение партизанских отрядов в окрестностях Постав и направилась в один из них.
Прошла партизанские контрольные посты, но никого не встретила. До землянок добралась, когда уже смеркалось. Партизан и там не застала. Зато обнаружила следы недавних боев — варварски разрушенные землянки, обгорелые деревья и утварь. Вспомнила: здесь побывал со своим карательным отрядом Краковский, прошелся ураганным огнем и мечом.
Сев на землю, притулилась к дереву, чтобы заснуть, но сон долго не приходил. Сначала лесные звуки она принимала за погоню. Вскоре поняла, что это — слуховые галлюцинации. Переживала, что оборвалась связь с Центром. Всю войну снабжала его важной информацией, полученной из первых рук, а тут вдруг провал. Старалась понять, в чем ее и радистки оплошность. А может быть, средства радиолокации стали совершеннее? Волновалась и за судьбу Раи.
Было прохладно и сыро. Решила разжечь костер, но остереглась: как бы не выдал ее огонь. Но вот на душе повеселело. Звездное осеннее небо будто ожило, заговорило, запело. То шли десятки бомбардировщиков в сторону Германии. «Скорее бы пришел конец этой страшной бойне! — пронеслось в голове. — Если бы не война, я бы уже закончила аспирантуру, у меня была бы семья… А сейчас, страшно подумать, нахожусь на волоске от смерти…»
Семья… «Как плохо быть единственным ребенком, — с грустью подумалось ей. — А как хотелось иметь сестренку… У нас с Антошей будет трое ребятишек. И назовем мы их… — подумала она и улыбнулась. — Только бы Антоша был жив. Только бы до Москвы добраться. А там…»
Ветер раскачивал деревья так, что они ударялись друг о друга, издавая при этом причудливые звуки, напоминавшие то волчье завывание, то тяжелую поступь медведя. Было жутко среди этой тьмы и таинственных звуков. Но куда страшнее и трагичнее было оставаться в городе! «Неужели все позади? — подумала она. — И чего только не пережила, чтобы все эти годы каждым своим шагом подтверждать чуждое мне „арийское происхождение“, „верность фюреру, Великой Германии!“. Книгу Гитлера „Майн Кампф“ вызубрила и щеголяла цитатами из нее. Стала набожной больше, чем сам Мартин Лютер, основатель немецкого протестантизма. А уж моральный облик мой — сама безупречность! Даже похотливый Хейфиц не смел ко мне приблизиться, схлопотав однажды пощечину за приставание. Боже, неужели пришел конец страху моему?..»
Альбина задремала уже с рассветом. Сквозь дремоту она услышала шаркающие шаги по лиственному настилу. С каждым мгновением они приближались. Встрепенулась, привстала. Рука потянулась было за пистолетом. Перед нею стоял рослый юноша с запекшейся кровью на лице, в изодранной одежде, едва прикрывавшей тощее тело.
— Госпожа… — удивился он неожиданной встрече.
— Как тебе удалось уйти от этих палачей? — узнав в нем Сергея и приходя в себя от испуга, спросила она.
— А вы не знаете… — усомнился паренек.
— Нет, не знаю. И не могу знать. И все-таки?
— Там исчезла какая-то гестаповка. То ли убил кто ее, то ли партизаны захватили. Все брошены на ее поиск. И эсэсовцы, и полицаи, даже водолазы. Я воспользовался этим, выломал в сарае доску и драпанул. А вы… Вас, что, в последний момент к партизанам заслали, как к нам в подполье Кривоносого?
— Да нет, что ты! — поразилась Альбина такому выводу и подумала, что значит, Хейфиц хватился и разыскивает ее…