Схватка с ненавистью

Раздался переливчатый женский смех. Запрокинув голову, смеялась Галя-машинистка; один из сотрудников редакции что-то нашептывал ей, поглаживая оголенную коленку.

Боркун увел в дальний угол Стефу, что-то ей втолковывая. «Наверное, уговаривает», — безразлично подумал Крук. Так называемые «нравственные» качества соратников не особенно его интересовали. Они жертвуют достатком и жизнью в борьбе, не получая взамен ничего, кроме призрачных надежд. Неудивительно, что иногда хотят развлечься. Такое обоснование Крук придумал давно и придерживался его, к удовольствию подручных: приятно было грешить на идейной основе.

Стефа согласно кивнула Боркуну. «Недолго сопротивлялась», — иронически отметил Крук. У Стефы был обещающий взгляд и томная походка.

Немного осоловевший Левко Степанович разглагольствовал в кругу друзей «о перспективах», рассчитывая, что его рассуждения слышны и Круку. «Орет, как на ярмарке, — поморщился Крук, — не редактор, а сорочинская тетка Параска». Гоголя он не любил (омоскалился), но почитал за яркий язык.

Крук перевел взгляд на Злату.

— В ближайшие дни мы встретимся, — сказал.

И выждал: как отреагирует?

— Предстоит важное дело. Готовы ли?

— Да, — без колебаний ответила Злата.

— Мне нравится ваша решительность. Но ее одной мало. То, что следует сделать, под силу не просто волевым — умным людям.

— Я не из дурочек, — сказала Злата и чуть покраснела: не будут ли приняты ее слова как пустая похвальба.

— Хорошо, что вы верите в свои силы…

— На Украине сегодня неспокойно, — сквозь гул голосов прорывался фальцет Левка Степановича, — украинец мучительно размышляет над местом своей державы в Европе. Украина, всегда бывшая мостом между цивилизованным Западом и дикой Азией, не может привыкнуть к большевистскому аркану…

«Мост… аркан…» Крук морщился: господа публицисты не могут без сравнений. Да и что он знает про Украину, этот «редактор»? Но других людей нет, и в этом трагедия. Смешно верить, что такие Макивчуки способны изменить судьбу многомиллионного народа. Но если не верить, что останется? Лучше борьба без веры в успех, чем прекраснодушная вера без борьбы…

Глава VI

— Помогите нам, Марк Иванович, — попросил полковник Коломиец.

Буй-Тур хмыкнул насмешливо. Чем может помочь он, бывший сотник бывшей УПА, чекистам? Загнали его в ловушку, скрутили, теперь третий месяц ведут беседы. Где? Что? Когда? Всего выпотрошили, все выспросили.

Пришлось вспоминать Буй-Туру свой жизненный шлях от первого шага до оврага, в который скатился он под огнем хлопцев лейтенанта Малеванного. А чекисты кое-что добавили, помогли припомнить то, что выпало из памяти у Буй-Тура. Например, как он не на словах, а на деле сражался с фашистами, не выполнив тем самым приказ своего руководства — поддерживать с представителями германского командования дружеские контакты. Мстил за смерть отца? Отец был убит карателями в сорок первом — его вместе с сельчанами вывели к обрыву реки и изрешетили пулеметной очередью. Долг сына — отплатить сполна убийцам. Это и сделал Буй-Тур — тогда еще не сотник УПА, а командир маленькой боевки, никем не управляемой — не было связи, — действовавшей на свой страх и риск.

Ну и что из того, что скрыл от краевого провода свою борьбу с немцами? Знал: по головке не погладят, расстреляют, как сам застрелил боевика, позарившегося на крестьянское добро. Неправомерное сравнение? В пламени войны многое сгорело, и немало было такого, что лучше забыть.

А теперь полковник называет его Марком Ивановичем… Сотник Буй-Тур он, вот кто! Марком Ивановичем был бы, если б шел другой стежкой, не лесной, освещенной злыми пожарами.

— Чем же я могу помочь вам, друже полковник?

— Гражданин полковник, — поправил Коломиец. — Ваше обращение мне, советскому офицеру, не по душе.

— Почему же?

— Запятнали ваши соратнички хорошее слово кровью.

Что так, то так. Знал Буй-Тур проводников, чотовых, сотников, куренных, выжигавших села, выбивавших целые семьи. Видел и думал: путь к победе — через кровь и смерть. Победой обновится земля, и забудут люди горе, простят злобу, потому что примирят их светлые идеалы.

Буй-Туру показали кадры кинохроники: колхоз на месте сожженного в сорок четвертом бандеровцами села. Хорошее, сильное хозяйство, добротные хаты, детвора в школе, клуб и за околицей — жито в рост человека.

Одни сожгли — другие отстроили…

И жену, Марийку, допустили чекисты на свидание. С сынком. Пришли в слезах — не ждали, что он объявится. Марийка работает медсестрой — закончила какие-то курсы. А Буй-Туру еще два года назад сообщили из провода, что замучены жена его и сын чекистами за связь с УПА — слава, мол, героям…

— Я сама пошла тогда до Советов и попросила: отправьте меня куда-нибудь отсюда, потому что не дадут жизни бандеры, вызнали, чья я дружина, топчут стежку по ночам. А мне сына надо растить, твоего сына, Марко. На следующую осень уже и в школу пойдет…

…А сообщали свои — закатувалы дружыну й сына чекисты…