Схватка с ненавистью

— Юлий Макарович, — торопливо залопотал Сыч. — Зачем? Раз… два… три…

— Чтобы проверить, не подослана ли ты чекистами.

— Вы оба состоите в организации?

— Да.

— Кто об этом знает, кроме Беса?

Сыч услышал псевдо Юлия Макаровича и невольно вздрогнул — девица оказалась осведомленной, очень осведомленной, а он-то думал, что ему поручили провести обычную проверку перед вербовкой.

— Только Бес.

— Кто подчиняется непосредственно вам, Степан?

Система подпольных связей требовала такой отработки контактов, при которой в лицо знают друг друга только двое-трое, не больше.

— Кто?

— Я не могу ответить на этот вопрос. — Сыч проявил твердость.

— Кто? Раз… два… три… — Галя повела стволом пистолета.

Сыч видел, что на спусковой крючок она нажмет не колеблясь.

— Осталась только одна связная.

— Ее псевдо?

— Эра.

— Ваше псевдо?

— Не скажу.

— Не упрямьтесь — бесполезно. Раз…

«Игра» в считалочку шла в стремительном темпе. Сам Мудрый наверняка одобрил бы ее действия.

— Весляр[19].

— Кто тебе, сукин сын, дал право выбирать такое же псевдо, как у вождя?! — крикнула возмущенно Галя. В неожиданном крике она выплеснула и пережитое напряжение, и гнев, и унижение бессилия, испытанное на мгновение, когда в хату вошел «помощник».

— Я этого не знал… — растерянно пролепетал Сыч.

— Балбес, — ругалась Галя. — Пройдысвит, шмаркач…

Она высыпала на Сыча набор ругательств привычно и как-то беззлобно — так обычно лается сотник УПА, подтягивая своих хлопцев.

— Твое псевдо? — повернулась девушка к «помощнику».

— Не скажу, — глухо пробормотал тот от стены.

— Скажешь, — мстительно протянула Галя. — Когда начну считать — заговоришь…

— А иди ты… — В тоне хлопца прозвучали нотки, по которым Галя поняла — этот ничего не скажет, лесной закалки, смертью его не испугаешь. Она уже встречалась с такими хлопцами — упрямые, они становились кремнем, если кто-то пытался их запугать.

— Его псевдо? — спросила Галя у Сыча, решив подступиться с другого конца.

— Рыбалка, — покорно ответил Сыч.

— Прекрасно, — неожиданно повеселела Галя, — неплохая собралась у нас компания: Весляр… Рыбалка[20]… То, может, хлопцы, по рюмке?

Она сама налила всем в стаканы и, предупредив, чтобы без фокусов, позвала к столу.

— Да не тряситесь вы от страха, — прикрикнула на Сыча, — лучше перевяжите руку коллеге.

Но от Степана было толку мало, он все еще не мог оправиться от страха.

И Галя уже без опаски сунула браунинг в карман пиджачка, отыскала на полке пузырек с йодом, залила парню рану, потом туго перебинтовала ее.

— Была в сотне? — морщась, процедил тот сквозь редкие зубы.

— Много будешь знать, рано состаришься.

— Была, вижу. Только в лесах и муштруют таких скаженных…

— Ладно, ладно: пуля лишь мякоть прошила. Не захотела тебя калечить. А мясо заживет, не успеешь и оглянуться.

Сели за стол и молча выпили. Друг на друга не смотрели, все происшедшее только что поставило их в новые отношения. Сыч-Весляр лихорадочно думал о том, что не будет ему теперь веры у Беса: чуть привиделась костлявая старуха с косой — все выболтал. Кто она такая, эта Шеремет? Бес приказывал прощупать и, если хоть что-нибудь привидится, убрать…

Хлопец думал о том, что сопливая девка обвела его вокруг пальца. Его, который ушел даже от чекистов, когда брали провод Рена…

У Гали Шеремет были свои мысли. Эти двое вышли на нее, как это ни странно, очень своевременно. Пусть не деликатным получилось знакомство, но это ничего — крепче «дружба» будет.

— Поступаете в мое распоряжение, — сказала твердо. — Имею на то полномочия. Зовите меня Мавкой.

— Послушно выконую ваши наказы, друже Мавка! — почти тотчас откликнулся Рыбалка. Видно, он проникся к девушке уважением.

Сыч промолчал.

— Ну? — повернулась к нему Галя.

— Как прикажете, — опустил голову Степан.

Глава XXII

На запад уходили грепсы. Пожалуй, только два-три человека могли точно назвать «тропу», по которой шифровки передавались от одного пункта к другому, чтобы попасть в руки Мудрому, Боркуну и Стронгу.

Грепсы подшивались в папки, на которых ровным писарским почерком было выписано название операции — «Голубая волна». Папки хранились в специальном сейфе, и, чтобы открыть любую из них, перелистать ее страницы, требовалось разрешение Мудрого. Но Мудрый разрешения никому не давал. «Береженого бог бережет», — говорил он.