Схватка с ненавистью

Нет, Щусь не мог быть агентом, засланным в стан ОУН, — в этом Мудрый был уверен. Потом он «беседовал» с Макивчуком. Этот шелудивый пес грохнулся на колени и, размазывая ладонями слезы на пухлых, дряблых щеках, клялся, что не хотел нанести ОУН никакого зла.

— Вы ж, друже референт, знаете мою жизнь лучше меня самого, — всхлипнул Макивчук.

— Знаю, — кивал Мудрый.

— Я посвятил ее великому делу борьбы…

— Не преувеличивайте, Левко Степанович, — равнодушно поправлял референт, — в своей жизни вы многим занимались…

— Все было, — угодливо соглашался Левко Степанович, — я говорю о самом главном.

— Наверное, мы вас пристрелим, — как о чем-то твердо решенном сообщил Мудрый.

Макивчук замер, не в силах оторвать голову от пола. Его била мелкая дрожь, и он напоминал жирного паука, которого пришпилили иглой.

— Пожалейте, — белыми губами прошептал он.

— Хорошо, — опять кивал Мудрый. — Мы вас пожалеем, а вы расскажете, при каких обстоятельствах и когда вас завербовали чекисты, и бумажку про то напишете…

— Нет! — закричал Макивчук. — Клянусь всем святым для меня!..

— Не надо, — поморщился Мудрый, — цену вашим клятвам мы знаем!

Как обычно, допрос он вел безликим, без интонаций голосом, который наводил смертельную тоску. Задавая вопросы, Мудрый смотрел мимо Макивчука, будто того не существовало. Сидел он сгорбившись, нахохлившись — усталый пожилой человек, которому скучно и жаль терять попусту время.

И это равнодушие нагоняло на Левка Степановича холодный ужас — он-то хорошо знал, в какие минуты и почему переставала интересовать чинов СБ судьба таких, как он.

— Пишите, — подвинул Мудрый Левку Степановичу лист бумаги. — Пишите, шановный…

Он, не повышая и не понижая голос, продиктовал Макивчуку текст «признания»; я, такой-то и такой-то, признаю, что был завербован ворогами в 1944 году и с тех пор стал их агентом… Передавал сведения о подпольных звеньях, выдал линию связи Мюнхен — «земли»… В чем собственноручно и расписываюсь…

— Почему в сорок четвертом? — только и хватило духу у Макивчука спросить.

— А когда вы последний раз видели тех большевиков? Конечно же, перед тем как кинуться на Запад, — вполне резонно объяснил референт СБ. Он аккуратно сложил листок бумаги, сунул его в папку. И предупредил: — Чтоб без фокусов.

Макивчук понял, что его не собираются убивать — зачем тогда расписка? — просто службе безопасности понадобился документ, при существовании которого за его жизнь теперь никто не даст и ломаного гроша.

Мудрый несколько недель пытался установить хоть какую-то связь с Гуляйвитер и ее группой. Он решился на крайнее средство — на свой страх и риск отправил одного из самых надежных своих курьеров. Курьер выбрал маршрут через Польшу, точнее, через Жешувское воеводство, которое неплохо знал — «гулял» по нему в сорок третьем в сотне Шпонтака. Курьер, хорошо проинструктированный и снаряженный, прошел сквозь польскую границу и… попал в засаду у Новой Гуты.

Мудрый вытер холодный пот только тогда, когда убедился, что курьер погиб в перестрелке: он считал, что мертвый связник всегда лучше схваченного.

Майор Стронг, которому доложили о неожиданном провале линии связи, отреагировал так, как от него и ждали: обозвал Мудрого, Боркуна и всех остальных вонючими ниггерами, приказал немедленно любыми способами возобновить контакты с Гуляйвитер. А пока, сказал он, субсидии на операцию будут временно прекращены. Судьба Макивчука Стронга не интересовала. «Своих ублюдков сами приводите в чувство», — сказал он.

Мудрый не мог знать, что Стронг тоже попал в неприятное положение: он успел доложить «наверх», что операция развивается успешно. Стронг снова и снова требовал к себе Мудрого и Боркуна и, багровея от гнева, давясь проклятиями, «советовал» немедленно, не теряя часа, найти выход.

Так шел день за днем. Мудрый ничего не мог придумать.

Глава XXX

Бес узнал об аресте Гали Самчук очень быстро. Сработала двойная подстраховка: хозяйка контактного пункта не пришла в условленное время на исповедь в церковь. Священник, который всегда проявлял о своих прихожанах достойную похвалы заботу, навел справки. Соседи видели, как под вечер к дому Самчук подъехала крытая машина и из нее вышли трое. Они недолго пробыли в доме, а к машине возвратились с хозяйкой…

Бес не мог знать, почему провалилась Самчук, — он, естественно, «Зорю» не читал. И сделал только то, что должен был сделать: дал сигнал тревоги по всей линии связи. Тоненькая ниточка, связывавшая его с центральным проводом, порвалась. Требовалось очень быстро связать ее — для этого существовали запасные явки. Он приказал одному из своих ближайших помощников, тому, кто «наведывался» к Лесе Чайке, срочно провести «ревизию» — проверить, можно ли пользоваться запасными пунктами. Через несколько дней Бесу доложили, что их больше не существует — очевидно, Самчук «запела», то есть разговорилась и, пытаясь спасти себя, назвала всех, кого знала.