- Был! Был один. Я его сразу узнал. Он и в спецлагере был, и потом в лагере оказался. Я вначале думал: не следить ли он за мной приставлен? Но потом понял: нет. Сторонится меня, спешит уйти, если где встретит. Я и счел, что он по тому же делу.
- Фамилия? - спросил Миронов.
Нахабин долго смотрел перед собой, тер рукой лоб.
- Нет, - наконец сказал он, - не вспомню. Да, вероятнее всего, я и не знал его фамилии.
- А какие-либо подробности о нем? Где служил до плена? Где попал в плен?
- Кажется… - медленно припоминал Нахабин, - кажется, кавалерист, казак… Не могу вспомнить, был ли он офицером или сержантом, такой белесый, лихой, белые глаза… Его так и звали: “Белоглазый”.
- Постарайтесь вспомнить фамилию и имя этого человека, кроме того, его внешность.
- Я сделаю все, а что со мной будет?
- Все проверим, разберемся, передадим дело судебным органам. Вы работайте. Пока никто не собирается предъявлять вам какие-либо обвинения. Советую обо всем написать и оставить это признание у нас.
- Позвольте сделать это сейчас, - попросил Нахабин.
- Пожалуйста, делайте.
Луганов явился в кабинет следователя в тот момент, когда несуразно длинный, исхудалый Ярцев начал давать показания.
- При немцах? - отвечал он на вопрос следователя, когда вошел Луганов. - При немцах я работал. Так мало ли нас таких было!
- Давайте-ка, Ярцев, с самого начала, - попросил следователь.
- Вот говорят: служил, мол, немцам, - начал свой рассказ Ярцев. - А как все было? Я до войны срок имел. Отбыл его день в день. Вышел. Уехал из Львова. Тут война, мобилизовали меня, а немцы как трахнут! Я и смотался. У меня во Львове подружка была, я - к ней. Сижу жду. Пришли немцы. Требуют, чтоб военнослужащие прошли регистрацию. Я зарегистрировался, а они про меня все вызнали. Документы-то у них в руках. Вот я и стал служить немцам как пострадавший при Советах. Работал шофером в комендатуре.
- Расскажите о своей работе с полковником Соколовым, - бесстрастно сказал следователь.
Луганов следил, как меняется выражение лица Ярцева. Сначала на нем отразился ужас, потом раздумье.
- Лады, - согласился он наконец. - Раз вы его за уши прихватили, я не против. Познакомился с Соколовым в Львовском спецлагере в сорок четвертом. Приехал он, когда немцам уже хана приходила. Но мужик он был с головой. Я это знал. Вербовал он русских пленных в разведку. Я при нем шофером был.
- Только ли шофером?
Ярцев подавил вздох и сознался:
- Подручным стал. Но если кто и наплел вам о моих пытках, то это враки. У него для этого другой был. Кущенко. Из ОУНа. Тот умелец… А я что! Помогал - и все.
- Пытать помогал?
Ярцев поморгал ресницами.
- Заставляли, - ответил он нехотя.
- Кто заставлял?
- Соколов. И другие.
- Расскажите о своих обязанностях.
- Да какие обязанности! Вызовет Соколов, скажет: ну-ка вот поработайте над этим. Кущенко пытает, а я так… Навроде помощника. Струмент ему подношу…
- Какие инструменты?
- Ну, там бич, иголки… Всякое бывало.
- Вы лично принимали участие в пытках?
- Я?… Да чего я! Просто присутствовал… И без меня искусников хватало.
- Почему вы не ушли с немцами?
- А чего мне было уходить? Я ничего такого не делал. Против своих не воевал.
- Каким образом вы встретились с Соколовым после войны?
- А в Крайске. Я уж и думать о нем забыл. Раз сижу на набережной, у речного вокзала, гляжу - подходит. Я поначалу чуть сознания не лишился. Он ведь мне в лагере каждую ночь снился. Я ж его, как Сатану, без того, чтоб не перекреститься, видеть не мог. А тут он…
- Что же вы не сообщили о его появлении?
- Да он насквозь человека видит!… Побоялся.
- Как строилась ваша работа с Соколовым?
- Как строилась?… Вызовет, даст валюту, скажет: поезжай, мол, на автобусе туда-то, посмотри и зарисуй, что там строят. Ну и еду…
- Кроме этих поручений другие были?
- Да только такие, он меня очень-то не использовал.
- А убийство мальчика?
Ярцев взглянул на следователя и тут же опустил голову.
- У нас так было поставлено, что я любое его приказание должен был выполнять. На таком крючке я у него сидел.
- Что это за крючок?
- Денег ему должен был много и на немцев служил. Он мог сообщить.
- А разве Соколов не служил у немцев?
- Так он всегда выверяется. У него на все бумага есть.
- Как же он вывернется? - спросил следователь; его поражало это почти суеверное отношение Ярцева к его бывшему хозяину. - Свидетели есть, документы.
- Вывернется, - уверенно повторил Ярцев, - он из таких вылезал дел, что и тут вывернется.
- Расскажите об убийстве мальчика.
- Ну… - Ярцев мотнул головой, как от удара, но рассказал. - У меня как бы тоже был рабочий день. Я должен был на той квартире, что он снимал, сидеть у телефона. Я и сидел. Звонит он мне. Говорит: немедленно приезжай ко мне. Я поехал. Заглядываю в кабинет, там мальчишка с ним о чем-то объясняется. Я погодил. Вышел пацан, я - туда. Михаил Александрович говорит: “Видал этого?” Я спрашиваю: “Пацана?” Он говорит: “Ликвидируй, и чтоб следов не осталось”. Я было говорю: мальчишка, мол… А он: “Два раза повторять?” Я и пошел.
- И когда убивали, никаких человеческих чувств не испытали?