Схватка с судьбой

Затем ровные, упорядоченные записи обрывались и строчки начинали скакать по листам. Хайрен записывал мысли поспешно, и это даже были не мысли. Он торопился записать то, что произошло на самом деле с его братом, с ним самим и… его сыном Иргадом. Игренаэшем. Надеялся, что когда-нибудь записи попадут в руки потомков и они смогут узнать правду. Он почти не писал о своём отношении к сыну. Кроме…

«Мой сын… мой… за что, боги? За что…»

«Неужели она так ненавидела дитя, отцом которого стал я?»

«Что стало бы с нами, если бы я умерил свою гордость и злость и не отказался бы от женщины, которую люблю? Что стало бы, если бы смог донести до неё, что власть – это не то, что я хочу? Почему я не сказал, что единственное, чего я хочу – это любить её и быть рядом с ней? Какими были бы мы? Каким бы стал наш сын?»

Резко отодвинув от себя записи, Майяри потёрла глаза и украдкой посмотрела на Ранхаша. Неясная тревога и страх дрожали внутри. Отчего-то ей было так жаль хайрена, и она почему-то боялась его судьбы. Они же с Ранхашем не обидят так друг друга?

Муж не сразу заметил ищущий взгляд жены. Его собственный взор скользил по жёлтым ломающимся листам с записями госпожи Аизелы. Она нигде не упоминала о том, кем является для неё «дорогой племенник Иргад». Писала о нём много, но ни разу не назвала сыном. Только иногда попадались начерно замазанные слова. «Племянника» она обожала, безмерно гордилась им и прочила блестящую судьбу.

О смерти Иргада от рук разбойников в её записях не было ни строчки. Просто сам Иргад исчез, ушёл из её записей, да и сами записи стали редки. Женщина лишь иногда возвращалась к дневнику и писала что-то скучное. Лишь после записи: «Объявлено о смерти хайрена Игренаэша», – появилось кое-что интересное.

«Говорят, хайнес сошёл с ума. И кто-то ведь верит в такое вранье».

Странное замечание для той, кто ранее не написал ни одного хорошего слова хайнесе Озэнарише. Может, она знала об истинном положении дел?

Потом опять шли скучные описания одиноких будней, перемежаемые недовольством критикой в адрес хайнеса Озэнариша, которого уже успели прозвать Сумасшедшим.

В день свержения Сумасшедшего хайнеса и два месяца после никаких записей не было. Потом шла одна-единственная строка:

«Пока они живы, пока оба живы, ничего не закончено».

Ранхаш мгновенно насторожили эти строки, и он быстро пробежал глазами оставшиеся пару страниц и замер на самой последней записи, даже недатированной. Запись выше значилась двести седьмым годом эры Храммара, Сумасшедший хайнес считался мёртвым уже три года.

«Мой Наэш мёртв»

Запись расплывалась, словно на неё попала вода.

«Я не этого хотела. Верните мне его! Я не хотела этого. Молю вас, Тёмные и Светлые, я всё отдам, только верните его! Мой Наэш, я просто хотела доказать тебе, что ты сильнее, что мы сильнее, наш Наэш сильнее…»

Продолжения не было.

Почему она решила оплакать смерть Наэша только через три года после свержения Сумасшедшего хайнеса? Какого Наэша она оплакивала? Мужа или сына? Может, она знала обо всём, что творит её сын? Может, он говорил ей, что хайрен Игренаэш жив? Может, она знала, что Иргад выжил после свержения Сумасшедшего хайнеса? Может, он врал ей, что и хайрен тоже жив? А она всё же узнала, что он мёртв…

Найдутся ли когда-нибудь ответы на эти вопросы?

На стол легла тень, и Ранхаш поднял голову. Майяри робко прикоснулась к его плечу и как ластящаяся кошка перебралась на его колени, вопрошающе смотря ему в лицо.

– Ты на меня всё ещё злишься за побег в горы? Ты злись, Ранхаш. Я не хотела тебя обижать и задевать. Я просто очень сильно испугалась.

Почему-то Ранхаш не удивился тому, что Майяри так неожиданно решила поднять этот разговор и извиниться. Наоборот, он ощущался как нечто очень своевременное.

– Я не злюсь, – крепко прижав к себе жену, Ранхаш с удовольствием вдохнул её запах и невольно вновь посмотрел на последние строки записей госпожи Аизелы. – Через три дня намечается облава на шайку Гноха. Я могу взять тебя с собой при условии, что, пока облава не завершится, ты будешь летать на драконе на высоте не менее ста саженей от земли.

– Что? – встрепенулась Майяри. – Да!!! Да-да-да! Как скажешь! У-у-у, Ранхаш, спасибо! Я буду очень послушной!!!

И крепко чмокнула досадливо поморщившегося мужа в щёку, а потом и в губы.

У ворот особняка С Елями Ранхаш и Майяри столкнулись с экипажем дедушки Шереха. Оборотень, кряхтя, спускался со ступеньки в сопровождении дородной женщины, благодушной и с такой необъятной грудью, что она могла бы посоперничать и с госпожой Пандар.

– О, я как раз вовремя, – обрадовался старый консер, ныряя в экипаж и выныривая обратно с корзиной, укрытой для защиты от холода мехом. – Гостинец.

Ранхаш хотел было помочь, но дед воспротивился.

– Это не для вас, а для Шидая. Ну пойдёмте, а то холодно здесь.

Ранхаш нахмурился, ощутив подвох.

– Прелесть моя, Пандар, – старый консер поцеловал домоправительницу в губы и кивнул на свою спутницу. – Приветь, пожалуйста. А Шидай-то дома?

– Да четверть часа назад вернулся. Вроде в купальню собрался…