Схватка за Рим

После убийства Амаласунты Готелинда, спасаясь от ярости народа, скрылась в крепости Феретри. Но вскоре к ней явился Витихис и убедил ее возвратиться в Равенну. Дело ее, заявил он, будет разбираться в народном собрании, и до его решения он ручается за ее безопасность. Готелинда знала, что на ручательство Витихиса положиться можно, и возвратилась во дворец. Она была очень рада тому, что дело будет рассматриваться именно в народном собрании. «Никто, кроме меня, не видел, как она умерла. А без доказательств меня не могут осудить», – думала она. Уверенность ее в хорошем исходе усиливалась еще более оттого, что все влиятельные сторонники Амалов и враги ее были удалены с войсками на далекие окраины, между тем как друзья ее все должны были явиться на собрание.

Приближался назначенный день, и король с супругой отправились в Рим, близ которого на открытом поле, называемом Регетой, обыкновенно проходило народное собрание.

Утром, в день их приезда, в комнату короля неожиданно вошел Цетег.

– Ради Бога, Цетег, – в испуге закричал Теодагад, – какое несчастие приносишь ты?

– Я пришел сообщить тебе то, что сам только что узнал: Велизарий высадился.

– Наконец-то! – с радостью вскричала Готелинда.

– Не торжествуй, – заметил ей префект. – Теперь ты погибла.

– Погибла? Напротив, спасена! – вскричала радостно королева.

– Ошибаешься: Велизарий издал манифест, в котором объявил, что пришел наказать убийцу Амаласунты, и назначил большую награду тому, кто доставит вас ему живыми или мертвыми.

– О, ужас! – закричала Готелинда. Теодагад тоже побледнел.

– Притом готы скоро узнают, чья измена дала врагам возможность без сопротивления овладеть страной, и я, как префект Рима, получил приказ захватить вас и передать Велизарию. Но что мне в том, будете ли вы жить или умрете, – я согласен дать вам возможность бежать с одним условием: ты выдашь мне, Теодагад, твой договор с Сильверием. Молчи!.. Не лги, я знаю, что вы сговорились.

– Бери его, теперь он все равно не имеет силы. Получив документ, префект вышел.

– Что теперь делать? – спросила Готелинда, говоря скорее сама с собой, чем с мужем.

– Как что делать? Скорее бежать! Единственное спасение – в бегстве!

– Куда же ты хочешь бежать?

– Прежде всего в Равенну, чтобы захватить там казну. А оттуда, я думаю, лучше всего к франкам. Жаль, приходится бросить спрятанные здесь сокровища. Много, много миллионов золотых! Но что делать, жизнь важнее денег!

– Как? – спросила Готелинда. – У тебя здесь спрятаны сокровища? Где же?

– О, в надежном месте: в катакомбах. Мне и самому понадобилось бы несколько часов, чтобы их найти. Вот почему я и бросаю их.

И он вышел из комнаты. Готелинда же осталась: она увидела возможность борьбы, сопротивления.

«Деньги – власть, – думала она, – а только во власти – жизнь». И решила остаться и овладеть спрятанным золотом.

Оживленную картину осветило на следующее утро солнце, поднявшееся над Регетой. Много тысяч готских воинов стеклось сюда со всех концов своего обширного государства на тинг – народное собрание.

Эти собрания издревле были любимыми праздниками народа. В языческие времена на них совершались большие жертвоприношения за весь народ, здесь же устраивались рынки, военные игры. Вместе с тем, тут решались важнейшие дела: избирали и низлагали королей, решали вопросы о войне и мире, об отношениях к соседям, здесь же судили и важнейших преступников.

На этот раз собрание было особенно многочисленно, ведь должны были решаться очень важные вопросы: о войне с Византией и об убийстве Амаласунты. Уже с зарей вся площадь была в движении, и с каждым часом толпа увеличивалась, по всем дорогам сюда стекались готы – пешком, верхом, в телегах, повозках. Здесь встречались друзья и братья по оружию, не видевшиеся долгие годы.

Странное, пестрое зрелище представляла эта толпа. Рядом со знатным готом в шелковой одежде, который жил в богатых городах Италии, в роскошных дворцах, и перенял утонченные нравы высшего круга римлян, стоял громадного роста грубый гот-крестьянин, хижина которого приютилась где-нибудь среди дубовых лесов далекого Марга или среди сосен быстрого Эна, где он зачастую боролся с волком, шкура которого покрывала его широкие плечи. Дальше стояли группы суровых воинов, закаленных в битвах на далеких северных границах с дикими свевами, и тут же рядом миролюбивые пастухи из Дакии, которые, не имея ни хижин, ни полей, кочевали по лугам как и тысячи лет назад их предки, явившиеся сюда из Азии. Тут же стоял богатый гот, который научился в Риме или Равенне искусству вести торговлю и теперь получал много тысяч прибыли, и рядом – бедный пастух, который пас тощих коз на тощих лугах шумной Изарки и устроил себе хижину рядом с берлогой медведя.