Скидамаринк

Размах этого события окончательно убедил меня поехать в Италию, хотя я долго сомневался, принять ли это решение и не оповестить власти.

Париж не понимал, почему эти гвозди были отправлены в Лондон, к тому же без требования выкупа. Предполагало ли это, что картина уже покинула территорию Франции? Для французской полиции это крайне осложняло дело. И по моему мнению, английская полиция предпочла бы остаться в стороне от этого расследования.

Тем не менее, обе страны уже привлекли своих лучших экспертов для расшифровки посланий и поиска общего смысла в них.

В свою очередь мы разложили четыре послания одно за другим и воззрились на них.

1. «Рай богатых создан из ада бедных». Виктор Гюго, «Человек, который смеется», 1868.

2. «Нет человека, который был бы как остров, сам по себе, каждый человек есть часть материка, часть суши. Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством. А потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе » Джон Донн, «Обращения к Господу в час нужды и бедствий», 1623

3. «Знание, если не иметь совести, способно лишь погубить душу». Рабле, «Пантагрюэль», VIII, 1532.

4. «Моральное и политическое убожество лишает власть правителя легитимности». Алексис де Токвиль. «Демократия в Америке», 1835.

Снаружи, цикады продолжали петь под ярким летним солнцем.

Отец Кароса жил в прекрасной квартире с видом на небольшую часовню.

Когда мы поднимались по винтовой лестнице, Магнус, который шел впереди, несколько раз оборачивался, глядя на меня с забавной улыбкой.

– МакКойл, МакКойл, – повторял он, – это же не французская фамилия?

– Мы жили во Франции до смерти моего отца. Тогда моя мать, которая является американкой, решила вернуться жить в свою страну. Я взял ее имя, когда стал адвокатом.

– Я знал, что ваше имя мне знакомо! Это вы четыре года назад обвинили мэра Спрингфилда в связях с мафией?

Тот факт, что четыре года спустя, такой человек, как Магнус, связывает мое имя с процессом в Спрингфилде мог означать две вещи: что тогда это дело имело большую огласку, либо что Джемерек навел справки обо мне, прежде чем пригласить на эту встречу очевидно, он знал о том процессе больше, но не хотел это показать.

Склоняясь ко второму варианту, я все же предпочел не вызывать подозрений у моих спутников и отвечал как можно естественнее:

– Да, это был я, но мэр был плохим политиком, одним из тех, кто стремится как можно туже набить карманы.

Магнус усмехнулся.

– Тем не менее, если я правильно помню, вы не выиграли процесс, не так ли?

– Нет, но я всегда был уверен на счет этого мерзавца. Трудно атаковать цитадель без союзников.

– В таком случае, почему Вы решили вступить в схватку? - раздался голос Барбары сверху, – Зачем начинать бой, если не уверен в победе?

Этот вопрос я задаю себе каждый день вот уже четыре года и не могу найти ответ, который бы меня удовлетворил, по крайней мере такой ответ, который я мог бы сложить в предложение.

– Наверное, остаток идеализма.

Отец Кароса открыл дверь своего жилища и пригласил нас войти. Это была маленькая, но чистая и хорошо освещенная комната, с несколькими картинами на стенах, некоторые из них были подписаны именем священника. Как ни странно, обстановка комнаты не выдавала рода деятельности ее обитателя.

– Итак, приступим к работе, – сказал Магнус.

Для начала он хотел знать. Слышали ли мы ранее те цитаты, которые были нас посланы.

Он рассказал, что знал свою, так как она была предназначена в качестве эпиграфа его книги.

– Свою я тоже знал, – признался священник, – иногда мне приходилось цитировать слова Джона Донна во время мессы.

Магнус насмешливо повернулся ко мне. Я честно ответил, что все адвокаты когда-либо цитировали Токвиля в своих речах. Что касается Барбары, она слышала о Викторе Гюго на уроках литературы в колледже, но никогда не читала ни строчки из него.

На мгновение все решили, что происходящее – чей-то злой розыгрыш, а холст – лишь копия, ибо тут не было ничего рационального: даже если вам удалось украсть Джоконду, зачем ее уничтожать?

Магнус ответил почти сразу, словно прочел немой вопрос на моем лице:

– Как символ, Тео!

– Какой еще символ?

– Символ Западной культуры.

– И что дальше? спросила Барбара.

– Я думаю, что когда учитель говорит о культуре, он подразумевает не только художественную культуру, – пояснил священник и предложил нам апельсиновый сок.

– Вы все правильно поняли, мой отец, – воскликнул в восторге Магнус.

Священник продолжал: