Скиф

«Ночь с Томом, показавшаяся мне вечность, на деле оказалась эпизодом, что очень быстро превратился в кадр, один из многих в жизни. Слишком много дел и впечатлений навалилось следом. Они быстро вымели из головы ненужное, замыли и затерли то, что было, и я не то? что забыла – такое не забудешь, но отодвинула и воспринимала Тома и ту ночь, как нечто произошедшее мало не со мной, но и очень давно, в другой жизни. Да, именно так: история другого человека в другой жизни. Словно прочитанная история. Словно очень паршивая, и потому перечитывать не хотелось – хотелось забыть, вычеркнуть и никогда не возвращаться к ней.

В тот же день, когда я вернулась с дачи, позвонила Наине Федоровне, чтобы та поднимала врачей. На следующий – была в больнице и ждала вместе с женщиной перевозки Димы. Именно тогда, увидев его впервые за долгие дни переживаний, и забылось, каким образом достались деньги на его лечение, ушли все сомнения и муки совести, отравляющие душу.

Дима выглядел постаревшим лет на десять, худым, желто-серым и отечным. Он ничего не говорил, смотрел с тоской и будто понимая, каков стал, стеснялся, отворачивался и уворачивался от меня. И было невыносимо жалко его, и слезы сами просились наружу. Я с трудом сдерживалась и то и дело отдергивала себя: нельзя плакать, нельзя. Не сейчас. Не нужно, чтобы Дима видел. Ему будет больно.

Наина же Федоровна плакала не стесняясь и все причитала, как по покойнику, чего я перенести не могла да и Дима тоже. Он морщился, осуждающе поглядывая на мать.

Мы сопроводили его в клинику, а на следующий день я поехала туда одна и долго просидела у постели, с тоской поглядывая на капельницы и аппараты вокруг любимого. Он силился улыбнуться, смотрел то жарко, то с печалью, но мольба не высказанная, появившаяся еще в машине скорой помощи, не оставляла его взгляд.

– Только не бросай, – сказал перед уходом, схватив меня за руку, словно так возможно было удержать.

– Никогда, – заверила его, поцеловав в лоб. – Я люблю тебя.

И это было искренне. Искренне с его стороны и с моей.

Он нуждался во мне, а я в нем.

Я еще не понимала, что цеплялась за фантом, что меня уже не было, как никогда не было Димы и его любви.

Все это были пустыми словами, списанными у кого-то из классиков, как и те поэмы, что он писал мне, были переписаны под копирку и высланы веером не только Варваре, но и десятку Оль, Кать, Тань, Ларис…

И одного я так и не могу понять – за что, что Варя сделала не так?»