Скиф

Кощунство.

– Она очень красивая. А превратила себя в чучело, и ведет так же.

– Проявляет брутальность?

Смелков очнулся, сообразив, что не один.

– Да, крайнюю,― кивнул, глянув, и заметил, что сигаретка истлела – затушил.

Зато Даричева все заметила и поняла. Склонила голову, покрутила стакан с соком, изучая цвет напитка, собираясь с мыслями.

Ей понравился мужчина. Сама не ожидала. Таких красавцем не называют – в них есть нечто большее, именно мужское. Лицо открытое и глаза без тумана. И было в нем, чего сильно не хватало ей – основательность. И подумала – почему нет?

А сейчас поняла – это не твоя мечта, Лариса. Кому-то уже повезло, но не тебе.

Женщина вздохнула и подперла подбородок ладонью:

– Я помогу. Но возможно это будет сложно и долго. И многое будет зависеть от вас.

– О расходах не беспокойтесь…

– Нет, ― выставила ладонь и опять покрутила нож на столе. ― Не о том, вы. Я о других затратах, Максим, более тяжелых – о вашей отдаче, ― уставилась уже в упор. ― Вы готовы терпеть и ждать, прощать и опять терпеть?

Она испытывала. Смотрела, замерев, и почти хотела, чтобы он сказал «нет», ведь это бы значило, что у нее есть шанс.

Макс не смог ответить сразу – думал с минуту и уже прекрасно понимал, о чем говорит Даричева.

– Да, ― сказал, как отрезал.

Женщина вздохнула: ну что ж… В конце концов, девочке, что пережила столь ужасную историю, этот мужчина важнее.

И не спрашивая, взяла его сигареты, закурила:

– Ее зовут Варя? Вам придется приучать ее к себе постепенно, осторожно и настойчиво. И ни в коем случае не приближаться в сексуальном плане, даже намеком не задевать эту плоскость. Пока. Она должна поверить вам, расположиться, как к другу. Вы понимаете, что это значит, Максим? Понимаете, что если у вас получиться восстановить Варю, адаптировать, вернуть ей себя – женщину, вам придется до конца жизни нести этот крест. Или, во всяком случае, очень долго играть роль громоотвода. Если вы ее бросите, ухните в еще большую яму, чем та, в которой она сейчас. Понимаете это?

Смелков покрутил чашку – он понимал, как раз это он отлично понимал. Не понимал себя.

– Я не знаю, что будет завтра, но знаю, что есть сегодня. А еще имею дурную привычку не останавливаться на пол пути. Поэтому, если я вас потревожил в выходной день, значит, уже все взвесил и представляю последствия, для себя, во всяком случае. Но мне действительно важно ей помочь. Я не могу бросить это дело, и ее банально кинуть, тоже не могу. Все понимаю, и не знаю, насколько у меня хватит терпения, такта, возможностей. Зато точно знаю, что уже пошел, значит должен дойти.

Женщина смотрела на него и понимала одно – если на свете еще есть такие мужчины, она просто обязана помочь.

– Я ничего с вас не возьму.

Смелков бровь выгнул, собрался возразить, но Даричева выставила ладонь.

– Не возражайте. Я сама женщина и мне импонирует, что вы решаетесь на такое. Большинство уходят в сторону и жертва остается один на один со своей травмой, ее последствиями. А они, порой, катострафичны. Вы поступаете иначе и я просто обязана помочь. Но работы будет много, вам придется постоянно контактировать со мной. Рассказывать о каждой мелочи, чтобы мы могли корректировать. Если вы будете оплачивать мою работу – останетесь нищим, я не могу этого допустить, ― улыбнулась мягко. И села удобнее. ― А сейчас расскажите все, что знаете. И как она ведет себя сейчас.

Они просидели больше трех часов. Даричева оказалась хорошим специалистом, во всяком случае, пока у Макса складывалось именно такое мнение.

Он проводил ее и встал у машины, закурил, оглядывая высотку: ну, что, Смелков, кажется, ты ввязался во что-то круче деловых разборок. Не слабо?

И усмехнулся сам над собой: посмотрим.

Глава 18

Чилигин позвонил ему лишь утром в среду:

– Переводят твою красавицу. Я ей палату получше приготовил – семнадцатую.

Смелков усмехнулся: кто б сомневался.

– Спасибо, Костя.

И двинулся к себе. Закруглился по острым вопросам, поставил в известность, что сегодня его уже не будет, и двинулся в больницу. Двенадцать дня, ― глянул на часы, притормаживая у магазина. Набрал детского питания, соков и в час дня уже входил в палату.

Чилигин не обманул – эта палата была чище, просторнее, обставлена куда презентабельнее. Здесь даже шторы были, не говоря о телевизоре, хоть и маленьком. Но первое, на что он обратил внимание – на Варю. Девушка спала. Отеки и синева спали с лица, волосы не топорщились, и сонная, она казалась очень красивой и какой-то трогательной, юной и нежной.

Макс осторожно, чтобы не шуметь и не разбудить ее, поставил пакет с провиантом в кресло, а сам сел в другое, напротив постели. Сидел и смотрел, как дурак. Сердце отчего-то сжимало и было горько и одновременно тепло.