— Только может случиться так, что похода на трибаллов не будет, армия вернется домой, — предупредил я, поскольку не знал, чем занимался Александр Македонский до похода в Азию, с кем воевал.
— Не вернется, — уверенно заявил он.
Видимо, фракийцы знают то, о чем не догадывается командование македонской армии. Как подозреваю, Терес затеял переговоры, чтобы успеть собрать силы. На территории будущей Болгарии сейчас проживает конфедерация независимых племен, иллирийских, фракийских, галатских (галльских, то есть кельтских?) и еще каких-то, названия которых мне ни о чем не говорили. Греки обзывают их всех фракийцами. Эти племена выбирают на вече военного вождя, которого греки называют привычным словом гегемон, а македонцы — царем. По эту сторону Балканских гор военным вождем был Терес, по ту — Сирма. Юго-западные районы, ставшие частью Македонии, называли Одрисским царством.
За воротами нас поджидало еще девятнадцать всадников, решивших присоединиться к походу. Все оснащены так же бедненько, разве что кони хороши. Они молча пристроились к нам и неторопливо поскакали вслед за мной к тому месту в лагере, где расположился мой отряд.
Тиманорида предупредили о моем приближении, и он вышел из своего шатра. Судя по припухшему лицу и густому перегару, вчера он оттянулся круче, чем я. Может, даже за столом самого Александра. Македонский царь каждый вечер пировал с гетайрами, в том числе и с Эригием, командиром конных наемников, который в свою очередь изредка брал с собой одного-двух командиров отрядов. В нашем отряде был явный недобор, что принижало важность и самого командира, поэтому я не сомневался, что Тиманорид будет рад пополнению.
Если это было и так, уроженец Коринфа все равно повыпендривался:
— Эти варвары хоть умеют говорить по-гречески?!
— Они нанимаются воевать, а не болтать, — ответил я.
— Еще неизвестно, будем воевать или нет, — отмахнулся Тиманорид.
— Будем, — уверенно произнес я.
— Откуда ты знаешь?! Говори давай! — насел на меня командир.
— Случайно подслушал разговор двух гетайров, — соврал я.
Тиманорид догадался, что я соврал, но докапываться дальше не стал. Новость была приятная. Ему, как и остальным воинам отряда, не хотелось возвращаться без добычи. Тем более, что жалованье выплатят не скоро и, вероятно, не полностью. Несмотря на золотые и серебряные рудники, македонская казна постоянно была пуста. Подозреваю, что казна любой страны в любое время полной бывает по недоразумению и недолго.
— Ладно, возьму их, — согласился Тиманорид. — Только отдадут мне жалованье за пятнадцать дней.
Догадавшись, что фракийцы не поняли его слова, я перевел их на язык жестов, показав серебряную драхму.
— Отдадим тебе? — переспросил жестами лохматый фракиец, которого звали Битюс.
— Ему, — показал я на Тиманорида.
Битюс переглянулся со своими соратниками и изрек:
— Скажи ему, что мы согласны.
То, что Тиманорид стоит рядом и сам все слышит и видит, не смутило предводителя фракийцев.
Командир отряда засопел сердито, видимо, пожалев, что принял в отряд таких грубиянов.
— Скажи им, что будут общаться со мной только через тебя. Я с варварами разговаривать не умею, — отомстил он, после чего резко развернулся и зашел в шатер.
Я перевел его слова фракийцам, хотя, как заметил, они и сами все поняли.
— Так будет даже лучше, — сказал Битюс за всех своих соратников.
8
Мы едем по пологому горному склону между толстыми, вековыми деревьями, северные бока которых щедро покрыты мхом. Впереди скачет разведка из трех человек, за ними — Битюс, потом я и остальные бессы из моего отряда. Они считают себя именно бессами, хотя говорят на диалекте фракийского языка, перематывают младенцам черепа, чтобы голова была длиннее, и поклоняются тем же богам, что и остальные фракийцы. Как-то само собой получилось, что мы стали отдельной боевой единицей внутри отряда Тиманорида. При том количестве языков, которое я знаю, мне не составило труда выучить сотню самых ходовых фракийских слов. Тем более, что это язык индо-европейской группы, и многие слова похожи на фригские и хеттские. Наверное, были позаимствованы у этих народов или наоборот. Как и сказали бессы при первой нашей встрече, переговоры с Тересом кончились ничем, и македонская армия пошла к Балканским горам. Живущие здесь одриссы отступают, бросая свои деревни, защищенные валом с частоколом, понимая, что за такими укреплениями долго не продержишься. Как и македонцы, они не любят города. Я такие народы называю колхозниками, деревенщиной. Жители равнин пашут землю, жители гор пасут овец и коз. Жизнь в гармонии с природой. Зачем им вонючие города с вечной спешкой, сутолокой и сварами?! Кстати, бессы — горное племя. К фракийцам с равнин относятся с презрением, считают слабаками, трусами. Типичное поведение жителей гор, которые постоянно проигрывают войны более слабым жителям равнин.