Скифия против Запада. Взлет и падение Скифской державы

Как видим, сами русские «регионы» успешно разоряли Русскую землю. И когда началось противостояние с монголами, то они не смогли хоть как-то объединить свои усилия. Сказалась пресловутая «феодальная раздробленность». Возразят – но ведь и Европе эта самая раздробленность тоже была и все тоже резали-жгли друг друга. Естественный процесс, а тут еще и монголы подвернулись – как говорится, не повезло. Здесь нужно заметить, что Европа развивалась не синхронно с Русью, которая в XIII веке переживала свой собственный закат. Раздробленность сочеталась у русичей с параличом военно-политической элиты. Древнерусские князья, за немногим исключением, были, выражаясь современным языком, неадекватны. И наиболее ярко это продемонстрировал 1223 год, когда лидеры русских регионов ринулись войной на ордынцев – в защиту половцев. А ведь, как справедливо замечал Гумилев, «у Руси не было повода для войны против монголов, и, более того, те прислали посольство с мирными предложениями, князья, собравшись «на снем» (совет), решили выступить в защиту половцев и убили послов». Это была совершенно неадекватная реакция русских элит на новый геополитический фактор – монгольскую экспансию, которая изначально была направлена не против Руси, политический компромисс, но князья приняли поспешное и оскорбительное (убийство послов) решение. При этом они не смогли решить проблему и военным путем, показав полнейшую дезорганизацию. Более того, в битве на Калке сторону монгол взяли бродники – русские, живущие в азовско-донском регионе.

В дальнейшем русские элиты также продемонстрировали катастрофическое непонимание сложившихся реалий. Так, владимирский князь Юрий Всеволодович оказал крайне неудачное сопротивление Батыеву нашествию, в результате чего монголы взяли 14 городов, а сам правитель был убит при битве на реке Сити в 1238 года. Между тем, особой нужды в самом сопротивлении не было. «План монгольского командования заключался в том, чтобы в то время, когда половцы держали оборону на Дону, зайти к ним в тыл и ударить по незащищенным приднепровским кочевьям, – пишет Гумилев. – Черниговское княжество было в союзе с половцами; следовательно, надо было пройти еще севернее – через Владимирское княжество. Думается, что Батый не ожидал активного сопротивления от Юрия II, но, встретив таковое, сломил его и проложил дорогу своему войску». Историк резонно замечал, что в планы монгол вовсе не входило покорение русских земель. Для этого нужны были огромные людские ресурсы. А ведь монголы воевали (на западе) не только с русскими и половцами, они вторглись в пределы Венгрии, Польши, Чехии, Словакии, Хорватии. Понятно, что реализация столь масштабной военно-политической программы предполагала использование русских земель в качестве тыла, поставляющего ресурсы. Но зачем же разорять и вырезать свой собственный тыл? Очевидно, тогда требовалась политика соглашения с монголами. Однако, князь Юрий, как и многие другие, этого просто не понял, допустив разорение своих земель.

Л.Н. Гумилева неоднократно ругали и высмеивали за то, что он якобы противопоставлял «подлых» и «глупых» князей – «благородным» и «умным» монголам. Между тем, историк был весьма далек от любого морализма. О монголах он придерживался мнения, согласно которому они были жестоки на уровне своего времени. И русских князей Гумилев отнюдь не осуждает или примитивизирует – он констатирует страшный упадок всей системы, который и привел к закату единого Русского государства, произошедшего задолго до монгольского нашествия. Сам Гумилев предпочитал рассуждать в категориях «системности», однако его выкладки вполне можно описать и в категориях субъектности. Русь распалась как Субъект, в результате чего и сама верховная власть разделилась на множество враждующих субъектов, потерявших элементарное целеполагание. Кстати говоря, нечто подобное произошло во время великих Смут XVI и XX веков. Тогда также наблюдался распад единой государственности, сопровождающийся ожесточенной схваткой элитариев друг с другом. Русские смутных времен переставали быть субъектом Истории и оказались перед угрозой превращения в некий метаисторический объект, являющийся полем приложения различных внешних сил. Эта же угроза возникла и перед русичами.