Скифская чаша

— Это уж позвольте решать нам, — остановил его майор, — что и как делать.

— Да разве я возражаю. Только оставьте меня, а то ходят вокруг. Думаете, не знаю зачем? Думаете, Крот чашу украл? Зачем мне ваша чаша? Чего мне не хватает? — Он обвел рукой комнату. — Все у меня есть, и ни в чем не нуждаюсь. Понятно?

— Спокойнее, Юхим Сидорович. Есть к вам вопрос. Давно виделись с Розалией Ютковской?

— Какой такой Розалией?

— Разве не к вам она приходила в издательство?

Крот отошел от буфета, сел рядом с Хаблаком.

— Одессит какой-то, — раздраженно сказал он, — теперь Розалия! Вы можете объяснить?

— Охотно, Юхим Сидорович. Но сперва скажите — и Евгения Бурнусова не знаете?

— Впервые слышу.

— Мы устроим очную ставку.

— Не возражаю.

— А что кроме мебели вы можете еще достать? — перевел майор разговор на другую тему.

— В чем нуждаетесь?

— Ни в чем.

— Так зачем же лишние вопросы?

— Не лишние.

— Считаете?

— Сколько комиссионных берете?

— Фактики собираете?

— Что поделаешь, такая уж у нас профессия.

— Сами собирайте, я вам не помощник.

— Все равно найдем чашу, — сказал Хаблак твердо. — Найдем, это я вам точно говорю.

— Ну если бы я на самом деле украл чашу, неужели бы признался? — воскликнул Крот, — Тем более что Олежка погиб. Думаете, только вы понимаете, что именно из-за чаши его убили? Вот видите, какой узел завязался, кто же вам сам признается? А мне Олега жаль, хороший был парень и запутался. Я говорил ему...

— Что?

— Чтоб характер ломал.

— Это в шашлычной, когда водку пили?

— И там тоже.

— О чем вы разговаривали с Ситником?

— Вам скажи, из всего дело сделаете...

— И все же придется.

— Впрочем, не такой уж и большой секрет. Кирпичи просил достать. Две тысячи штук. Для той же дачи, где и погиб.

— И вы обещали?

— Да.

— А как можете достать?

— Пустяки. Две тысячи кирпичей — глупость. Один знакомый на лесоторговом складе работает. Он и выпишет.

— Незаконно?

— Почему? Есть и нелимитированный кирпич.

— И много у вас таких знакомых?

— Много, — нисколько не встревожился Крот. — Я завхозом десять лет работаю, а перед этим в горторге. — Он уставился на Хаблака. — Знаю, о чем вы думаете, Крот — доставала и с этого «навар» имеет. А «навар» у меня такой: ну бутылочку разопьем. Это если уж очень настаивают, ради компании. Потому что здоровье уж не то и вообще не очень люблю. Еще книжками балуюсь, так, может, кто-нибудь и подарит. — Он указал на несколько полок, заставленных книгами. — Вот и весь мой «навар», хотите — верьте, хотите — нет.

Майор почему-то поймал себя на мысли, что ему вообще хочется верить. Интуиция редко обманывала его, но ведь, как говорится, ее к делу не подошьешь... Но к кому же приходила в издательство Ютковская? Хаблак понимал, что от выяснения этого вопроса во многом будет зависеть ход расследования. Но вряд ли парикмахерша Роза сама признается. Вспомнил удлиненное лицо с черными цыганскими глазами, в которых мерцали огоньки, — совсем не глупые глаза, эта Ютковская многое видела и многое знает, опытная, ее голыми руками не возьмешь.

И все же надо попробовать.

Майор распрощался с Юхимом Сидоровичем и поехал к Дробахе. Оба остались на полчаса после работы, разрабатывая план допроса, а в том, что Ютковскую следует допросить, у Дробахи тоже не было сомнений.

...Следователь встретил парикмахершу Розу учтиво и даже церемонно. Извинился, что вынужден побеспокоить, даже предложил стакан чая, но девушка отказалась и только попросила разрешения закурить. Дробаха вынул из ящика пачку сигарет, но Ютковская даже не взглянула на них, достала из сумочки какую-то длинную, с двойным фильтром, наверное, импортную сигарету, щелкнула не менее роскошной зажигалкой и положила ногу на ногу, не одернув на коленях и без того не очень длинную юбку. Сидела, как бы демонстрируя себя: длинная сигарета, длинные ноги, удлиненное лицо с длинными черными ресницами, высокая каштановая прическа... Все это должно было произвести впечатление, тем более на этого пожилого, лысоватого мужчину с заметным брюшком. Роза знала, что нравится таким, пустила дым вверх, покачала туфлей. Улыбнулась манерно, но смотрела из-под ресниц внимательно и спокойно. Кажется, старикашка несколько растаял — сидит, сложив на животе пальцы, и перебирает ими.

Наконец Ютковская вздохнула и спросила:

— Никогда еще не была в прокуратуре. Зачем это?

Дробаха подвинул к ней бумаги, объяснил, где следует расписаться и для чего. Быстро записал необходимые данные, потом положил ручку на стол и сказал:

— Такая уж у нас работа, должны вызывать людей, что поделаешь, иногда это неприятно, но закон остается законом.

Розалия махнула рукой, как бы извиняя следователя: правда, мол, ничего не поделаешь, однако давайте быстрее, спрашивайте — жизнь не ждет, вон на улице солнце и каштаны падают на брусчатку вместе с желтыми листьями, зачем же зря тратить время?

Дробаха слегка пополировал ногти о лацкан пиджака, хотел дохнуть на них, но передумал и спросил:

— Вы знакомы с работником издательства Олегом Ситником?

Ютковская скорбно склонила голову:

— Знакома.

— Знаете, что с ним случилось?