Скифская чаша

В глазах у Иванны заиграли игривые чертики, она сразу поняла, что понравилась Максиму, наверно, это тешит всех женщин на свете, без исключения, вот и повернулась нарочно так, чтобы этот долговязый и совсем еще непонятный для нее молодой человек хорошо видел все линии ее тела, не без удовлетворения замечая признаки смущения на его лице. Хорошо знала: если смущается, она не безразлична ему, и почему-то именно это — не быть безразличной — имело значение, может быть, потому, что в ее доме это был первый человек из далекого и непонятного Востока, где родились ее отец и мать, ведь край тот считался и ее родиной, а может быть, все значительно проще: ей самой понравился этот юноша с широко поставленными, немного удивленными и пытливыми глазами?

Еще вчера одна мысль о его присутствии в их доме вызывала подсознательное сопротивление, а теперь, лукаво взглянув на Максима, Иванна направилась, покачивая бедрами, к радиоле и поставила пластинку с записями оркестра Поля Мориа — серебристую прозрачную музыку, которая всегда возбуждала ее и навевала какие-то неясные желания.

Музыка и в самом деле полилась серебристая. Иванна взяла два бокала и налила что-то золотистое, подала один Максиму и предложила:

— Я хочу выпить за вас и за то, чтобы все пошло хорошо! — Отпила, сверкнула глазами и добавила: — Мне приятно быть с вами...

— Никогда не предполагал, что у меня есть такая очаровательная родственница, — вполне искренне ответил Максим. — Видел вашу фотографию у Юрия, но действительность!.. Искусство всегда старается сделать человека лучше, но здесь тот счастливый случай, когда все наоборот.

— Вот и обменялись комплиментами. — Она допила виски и поставила бокал. — Надеюсь, мы будем друзьями.

Сказав это, Иванна посмотрела на Максима сухо и настороженно, и он удивился стремительным метаморфозам, которые происходили с этой женщиной: казалось, оттаяла и потянулась к нему с открытой душой, а через минуту или даже меньше мгновенно замкнулась как в скорлупе и будто погрозила оттуда пальчиком с длинным отполированным ногтем.

А оркестр Поля Мориа звенел серебром, возбуждал, скоро должны были прийти гости, и Максим почувствовал себя немного тревожно, как всегда перед неизвестностью, тем более что сегодня ему придется держать экзамен.

Джек Лодзен!

Рутковский уже слышал эту фамилию, видел даже портрет Лодзена, сделанный, правда, с не очень качественной любительской фотографии: Джек Лодзен среди других работников радиостанции «Свобода» — улыбающийся, самодовольный, наглый.

Полковник разведки — с ним шутить нельзя, и от сегодняшнего вечера зависит очень и очень многое, если не все.

Максим вспомнил Игоря Михайловича, его проницательные глаза, высокий лоб, привычку потирать тыльной стороной ладони раздвоенный подбородок. Они с Игорем Михайловичем работали целый год, и кажется, нет таких вопросов, на которые бы он, Максим Рутковский, не смог ответить. Однако он знает также (Игорь Михайлович акцентировал на этом), что в Мюнхене могут возникнуть совершенно непредсказуемые ситуации и ко всему нужно быть готовым, и от его, Максима, реакции, остроты мышления, собранности и воли будет зависеть успех задуманного дела.

Зазвенел звонок. Иванна выглянула в окно, всплеснула руками и крикнула радостно:

— Стефания приехала! Это чудесно, что она — первая, и я уверена, Максим, Стефа понравится вам.

Иванна впервые назвала Рутковского по имени, это могло ничего не означать, но все же понравилось Максиму: он также выглянул в окно и увидел около виллы потрепанный синий «фольксваген», а возле калитки белокурую девушку.

— Ворота, откройте ей ворота, — скомандовала Иванна.

Иванна подтолкнула Максима к дверям, и он послушно пошел открывать ворота — и не только потому, что этого требовала Иванна, блондинка из «фольксвагена» сразу понравилась ему — высокая, тоненькая и красивая, в зеленом платье, и рука, которой она нетерпеливо нажимала на звонок, была также длинной и тонкой.

Увидев Максима на крыльце, Стефания уставилась на него заинтересованно. Смотрела, как направляется к воротам, как открывает их. Молча повернулась к машине, подогнала вплотную к дверям гаража, вышла и подождала, пока Максим закроет ворота. Сама подошла к нему, подала руку и посмотрела в глаза.

— Стефания Луцкая, — представилась. — А вы Рутковский? Лучше, чем я представляла себе.

Максим пожал плечами.

Он никак не мог определить, какого цвета у нее глаза, сначала показались зеленоватыми, но, вероятно, это цвет платья отразился в них — обожгла глубокой голубизной. Синие глаза, белокурые длинные волосы до плеч, он думал — крашеные, оказалось — совсем натуральная блондинка, вся какая-то словно удлиненная, немного резковатая в движениях и слишком энергичная — вон как уверенно поднимается по ступенькам, совсем по-мужски.

Вдруг Стефания обернулась, перехватила взгляд Максима, вероятно, прочитала в нем что-то приятное для себя, улыбнулась чуть заметно, лишь уголками губ, улыбнулась впервые, и Рутковский еще раз убедился, что улыбка красит каждого, тем более такую девушку.