Скифская чаша

Хаблак вышел на балкон, подозвал Волошина. Коротко рассказал об услышанном, и старший лейтенант сумел сразу оценить всю важность полученной только что информации.

— Считаешь, они отправились потом в совхозный поселок? — спросил.

— Для чего же иначе мистификация с Галиной Ивановной?

— Вишневая «Волга»! — воскликнул Волошин. — Если они поехали той же «Волгой», в поселке их могли запомнить. Видная машина, не так ли?

— Надо ехать туда.

— Даже очень надо.

— А тут?

— Что тут... Ребята, собственно, уже заканчивают. Славно жил Манжула, роскошно. Но пока нет ничего существенного, вот только, — показал маленький блокнот в кожаном переплете, — адреса, номера телефонов. Пригодится.

— Точно, пригодится, — согласился Хаблак. — Значит, едем?

— Квартиру хлопцы опечатают, если нужно, возвратимся.

Волошин позвонил Басову и договорился о дальнейших действиях. Оставив оперативников в квартире Манжулы, они снова помчались в злосчастный поселок на черноморском берегу.

Биленко сидел в сельсовете, составлял акт о каком-то нарушении, напротив него возвышалась на стуле необъятных размеров молодица с большой хозяйственной сумкой, из которой виднелся зеленый лук. Женщина что-то доказывала сержанту, и доказывала весьма азартно — раскраснелась и вспотела. Она недовольно оглянулась на тех, кто помешал их разговору, даже махнула рукой, чтоб вышли и подождали, но Биленко уже вскочил — сообразил: вряд ли случайно возвратились в поселок Хаблак с Волошиным, и сказал молодице:

— Мы с тобой, Валерия, разберемся потом. Сейчас у меня неотложные дела.

— Это почему ж неотложные? — возразила крикливо, но сержант решительно оборвал ее:

— Сказано, иди домой. Если хоть раз увижу... — Он не договорил, но, видно, женщина поняла, что ей и в самом деле лучше уйти, подхватила сумку с луком и не оглядываясь направилась к выходу. Но пожалуй, не была бы женщиной, если бы не оставила за собой последнее слово. Остановилась в дверях и бросила на прощанье:

— Легче всего акты составлять, а ты попробуй в поле повкалывать... — Озорно блеснула глазами и исчезла, оставив в комнате крепкий запах лука.

Выслушав офицеров, Биленко немного подумал и предложил:

— Вам по селу шастать негоже. Да и не станут откровенничать с вами, яснее ясного. У меня актив есть, хлопцев отправлю, они и дознаются обо всем. И я пойду. А вам лучше на море податься. Час или полтора у вас есть, чего тут в сельсовете торчать?

Хаблак покрутил головой: выходило как-то неудобно, пока они будут купаться, другие делом займутся... Однако Биленко, без сомнения, был прав, и майор вопросительно взглянул на Волошина, мол, на твое усмотрение, ты тут начальство, тебе и решать.

Волошин отнесся к предложению сержанта положительно.

— Точно, — подтвердил, — мы тебе, Биленко, только помешаем. Задание ясно: вишневая «Волга»?

— Если была, люди обязательно видели, — резонно ответил Биленко. — А коль видели и запомнили, скажут.

Сержант пошел поднимать по тревоге своих дружинников, а милицейская машина направилась к морю, и Хаблак без особых угрызений совести залез в воду, заплыл далеко, так, что крутой берег, с которого сбросили Манжулу (теперь майор почти не сомневался, что именно сбросили), казался совсем не страшным, чуть ли не игрушечным.

Майор лег навзничь, смотрел в бездонную небесную синеву, и вдруг все будничные хлопоты — вишневая «Волга», квартира с хрустальными вазами, милицейский сержант на сельских улицах — показались мелкими и недостойными внимания.

Представил всадника-скифа, остановившегося на круче, и греческую галеру, идущую под высоким берегом в Ольвию, ведь и у тех людей были свои хлопоты, воевали, убивали, брали в плен, да забылось. Прошли степями скифы, сарматы, гунны, половцы, не осталось от них ничего, только курганы и каменные бабы в степи, а теперь на черноморском берегу стоят города и села, живут в них новые люди со своими хлопотами, счастьем и тревогами, под вечным небом, на берегу вечного моря, и неизвестно, может, лет через тысячу его, Хаблака, потомок подумает о нем так же, как он сейчас о скифе на крутом берегу...

И не являются ли его хлопоты со взрывом в аэропорту и вишневой «Волгой» совсем мизерными — пройдет время, и все забудется, а история складывается из более весомых и значительных событий, чем те, которыми он занимается, — песчинка на нескончаемом одесском пляже...

Хаблак погрузил лицо в воду, нырнул и поплыл в глубине с открытыми глазами. Совсем рядом — кажется, мог бы дотянуться рукой — играли рыбки, должно быть, ставрида. Хаблак попробовал поймать одну, конечно, безуспешно. Ему не хватило воздуха, вынырнул, набрал полные легкие и повернул к берегу, быстро и ритмично выбрасывая руки.

Берег приближался и вырастал — крутой, каменистый, суровый, — и Хаблак уже не думал о себе и своем деле уничижительно: время складывается из секунд, каждая из них исполнена смысла, и стоит ли хулить их?