Скифские империи. История кочевых государств Великой степи

В 1206 году на широкой равнине в Монголии, у высокого Алтайского хребта, состоялся общий совет, на который сошлась монгольская знать и воины и многие правители и ханы вассальных орд. Сидя на высоком троне, сложенном из щитов и покрытом шкурами лис и волков, а сверху – простым куском войлока, Тэмуджин председательствовал на собрании, созванном для выборов правителей провинций и провозглашения нового кодекса законов; как вдруг старый отшельник на белом коне явился среди толп и обратился к присутствующим с такой речью: «Братья мои, великий небесный бог явился мне в видении, сидящий на огненном троне среди небесных созданий и судящий все народы земли, и я услышал, что он отдает владычество над миром Тэмуджину и объявляет его царем царей». Это экстраординарное заявление народ встретил с ликованием и торжественно и единодушно наделил своего повелителя титулом Чингисхана, или Великого хана, повелителя всех монголов и татар, и хором выкрикнул: «Десять тысяч лет жизни Чингисхану!» Это предсказание укрепило Тэмуджина в его решимости овладеть всем миром и подкрепить авторитетом Божьей воли все свои самые дикие зверства в глазах суеверных и впечатлительных подданных. Подобно Аттиле, опираясь на это якобы видение отшельника, он попытался облечь себя в глазах приверженцев и врагов божественным характером и вел войну со всеми сектами и вероисповеданиями под предлогом насаждения веры в единого верховного Бога; а покорным и завоеванным жителям побежденных городов заявлял, что является орудием Божественного гнева и возмездием для грешников, таким образом пытаясь оправдать почти беспрецедентные жестокости и разрушения, совершаемые монголами везде, куда бы они ни обращали свое оружие. В последующие годы, когда его полчища брали города, монгольские военачальники, по обыкновению, сгоняли всех жителей на площадь в окружении своих воинов; они отделяли молодых мужчин для службы в своем войске и некоторое количество женщин, чтобы угнать их в рабство, а некоторым, обычно престарелым и слишком немощным, чтобы держать оружие, позволяли остаться в руинах их домов, а остальных вместе с теми, кто пытался сопротивляться новым порядкам, монголы убивали прямо на этом месте, выстроившись вокруг плененных толп с острыми копьями и изогнутыми луками. Но при всем своем варварстве и бессердечии в роли захватчиков, ужасных и безжалостных к врагам, монголы все же очень строго блюли между собой правосудие и порядок и получили от своих повелителей уложение законов, которое до сих пор имеет хождение во всех татарских племенах в Азии, чьи вожди считают себя потомками Тэмуджина. Нам оно известно названием Яса Чингисхана[160], то есть закон Чингисхана. Его безбрежные войска делились на полки, которыми командовали начальники, отвечая за жизнь и свободу своих подчиненных; клятвопреступление, убийство и кража коня или вола наказывались смертью. В то же время, чтобы подкрепить идеи о своей Божественной миссии, он даровал своим приверженцам имя «небесного народа», откуда и взялось название Китайской империи – Поднебесная, так как ее правители после преемников Чингисхана овладели пекинским троном, стали верховными главами и вождями над всей остальной монгольской расой, назначая ханов и рассылая свои указы для исполнения народом вплоть до границ Польши и Греции. Так, Китай, присвоив гордое имя своих былых завоевателей, до сих пор сохраняет его, хотя уже давно изгнал их из своих садов и людных городов в заброшенные пустоши их одиноких степей. Но северные провинции Китая, откуда монголы впервые начали свои завоевания, за несколько лет до того были покорены маньчжурами – свирепой восточнотатарской народностью, которая, соперничая с монголами, отбросила их и прорвалась за прочную преграду Великой Китайской стены и, принудив императорскую династию Сун отступить в районы вокруг Кантона[161], назвала доставшуюся им половину империи Маньчжурией и разместила свою столицу в Яньцин[162]недалеко от того места, где находится современный Пекин, вместо прежней столицы Китая Нанкина, который находился южнее. Покорив все народы Центральной Азии, Чингисхан обратил свои взоры к земле давних врагов его народа. Твердо установившись на завоеванных землях, они сложили оружие, благодаря которому они приобрели империю и которое в прежние дни было их единственным украшением и гордостью, и, переняв изнеженные привычки китайцев, быстро погрузились в леность и апатию. Монгольский завоеватель сделал своей столицей старый город кереитов примерно в тысяче километров к северо-западу от Пекина. Он назывался Каракорум, или Лагерь Золотой Орды[163], где он жил в резиденции, окруженной войлочными шатрами и палатками его телохранителей и приближенных, и откуда издавал свои указы и законы, а главные посты в государстве занимали его сыновья, все знаменитые талантами и доблестью и подчинявшиеся только отцу. Старший сын Джучи был его главным егерем, Угэдэй – премьер-министром, Чагатай – судьей, а Толуй – главнокомандующим войсками. Все церемонии его двора отличала необычайная смесь простоты и варварского великолепия; ослепительный блеск и торжественность были свойственны приемам, судилищам и пирам, на которых подавалась исключительно жареная баранина и кобылье молоко с некоего рода спиртным напитком, приготовляемым из него, и Чингисхан за один день раздавал между воинами по пятьсот телег, нагруженных драгоценными камнями, серебром и золотом. Там он обдумывал завоевательные походы на половину государств Азии и Европы, оттуда в 1206 году повел свои рати на соседнюю империю маньчжуров, и китайские историки оставили душераздирающие рассказы об ужасном опустошении, совершенном его воинами, и о том, что каждый шаг монголов в их продвижении был отмечен всеобщей резней и целыми морями крови. Среди прочих зверств, они, недостойным образом пользуясь всем известным почтением китайцев к пожилому возрасту, при наступлении ставили всех захваченных стариков в первые ряды, так что каждый сын в китайской армии боялся начать атаку, чтобы ненароком не сделать себя виновным в отцеубийстве. Мирные китайцы и их владыки маньчжуры, словно прах, были разметаны перед татарской ратью, которая за несколько коротких месяцев превратила страну в одну безбрежную массу руин и покрыла пустоши и покинутые поля непогребенными трупами и гниющими останками. Девяносто шесть городов, не считая многочисленных деревень, были разграблены и полностью уничтожены; на протяжении всей страны лишь десятку городов удалось избежать этой участи; но жестокость врага вынуждала побежденных к отчаянному сопротивлению, и при осаде Яньцина жители упорно не сдавались даже после того, как голод заставил их поедать трупы сограждан, а когда у них закончились боеприпасы, они были вынуждены стрелять из своих орудий монетами, серебром и даже золотом.