– Мать моя рассказывала о нашем племени, а ей рассказала ее мать. Женщины савроматов любят говорить об этом, а мужи слушают без интереса. Прабабки савроматов родом из Анатолии – это за Танаисом, далеко на полдень, за высокими кавказскими горами, их можно обойти только морем. Греки воевали с ними и взяли в плен три корабля савроматок. Но на Понте Эвксинском пьяных греков женщины перебили. Не умели они управлять кораблями, ветер и волны понесли женщин через пролив в Меотиду. И выбросило их на берег. Там небо послало им диких коней, женщины переловили их и поехали в степь, где встретили стойбища сколотов…
Аспак слушал и вдруг почувствовал, что рядом с ним едет девушка, черноокая и живая, и никакой не брат.
– И воевали с родами вашими, пока сколоты поняли, что они воюют с женщинами. Пожелали ваши мужи иметь детей от савроматок. И сказали сколоты: будьте нашими женами…
Ветер бросал на глаза Опии волосы. Она резко отбрасывала их, и Аспак видел, какая она нежная, как волнуется ее белая рубаха под распахнутым плащом и какой он, Аспак, большой по сравнению с этой девушкой. Сила бурлила в нем, хотелось показать ее, не сдерживаясь.
Летний ветерок обжигал лицо.
– Мы не поймем ваших женщин, сколоты, так как нет у нас одинаковых с вами обычаев, ответили тогда савроматки, – не спеша вела свой рассказ Опия. – Возьмите свой скот и свое имущество и пойдемте жить вместе, отдельно от ваших родителей, на восход солнца. Послушались мужи-сколоты и пошли за девами нашими от Борисфена к Танаису и там поселились. И до сих пор придерживаются жены савроматов старых обычаев: ездят верхом на охоту, воюют и носят одежду воинов.
Аспак и Опия отстали от свиты и свернули на опушку леса.
Аспаку привиделась в глубине густая чаша, прохладная и манящая. Схватил коня девушки за повод, ударил своего в бока и повлек за собой Опию, не обращая внимания на крики. Так несся он, ломая мелколесье, пока не почувствовал легкость в руке и не заметил, что держит обрывок повода. Разгоряченный, поворотив коня, увидал, что Опия выезжает из лесу и вкладывает меч в ножны. Закипел у молодого сколота, владельца скальпа, гнев на строптивую девчонку; помчался он вдогонку, готовый убить ее, но расстояние не сокращалось, а войско сколотов и савроматов приближалось. Опия направила коня к царице Пате.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В сердце входит черный страх.
Сердцем водит злая ночь.
Оа! Персов гордые войска!
Будут слезы, будет стон,
Будет плач
В стенах опустевших Суз.
1
И соединились войска сколотов. Устроили жертвоприношение сколотскому мечу.
А вечером царь Иданфирс вернулся в просторный шатер. Отцепил от железного пластинчатого пояса меч, колчан со стрелами и луком, серебряный черпачок для воды. Расстегнул крючки пояса, снял кожаную куртку, усталым движением закатал рукава вышитой красно-зелеными крестиками сорочки. Опустился на кошму посреди шатра. Приказал никого не впускать. Сегодня он устал. И не так из-за тряски в седле, как из-за напряжения, неудовлетворенности. Сегодняшняя жертва богам не удалась, сколько бы овечьей и лошадиной крови ни пролилось на боевой меч. Кровь не та… Разве такой жертвы жаждут Папай и Апи, воинственный Фагимасад от своих детей? Беззащитные твари освятили сегодня меч, а враг продолжает наступать на пятки. Но еще не время! Надо протащить персов по болотам невров, тогда они созреют, чтобы посдирать с их голов кожу и выцедить из жадных глоток кровь. Нет, боги не прогневаются, не оставят его и сколотов. Ведь Иданфирс всегда соблюдал обычаи предков.
…Мимо шатра, в котором отдыхал Иданфирс, проезжал Скопасис. Неодобрительно смотрел он на шатры, окружавшие большую царскую повозку. Вон сколько слуг развел Иданфирс! Тут и конюх и оружейник, повар и виночерпий, пастухи и охрана.
Еще жен бы взял с собой!
Скопасис чувствовал себя легким, необремененным. Из слуг на войну взял только оружейника Аспака. На войне все лишнее – обуза.
А вот та войлочная палатка поменьше. В ней царь Иданфирс хранит реликвии сколотов, ниспосланные когда-то богами: золотой плужок, золотой топорик, золотой рог и маленькое золотое ярмо. Их показывают только во время жертвоприношений богам. И каждый сколот знает, что золото это неприкосновенно. Лишь Иданфирс и его ближайший слуга могут брать реликвии в руки, остальных же, посягнувших на дары богов, ждет смерть. Человек хиреет, чахнет, золото печет ему руки, тело, душу, он не находит себе места.
Скопасис остановил коня, прислушался. Надвигались сумерки, тихо на царской стоянке. Поодаль вокруг костров сколоты подремывают у огня.