Скифы. Великая Скифия

– Похоже на лодку. Я на нее уж смотрю, смотрю.

Тан поднялся.

– Балбес рыжий, так чего же ты молчишь?

– Да далеко еще, не разберешь, что там, – начал оправдываться Квашка.

Тан недовольно хмыкнул и, прислонив ладонь ко лбу, вгляделся в белесый горизонт. Впереди и в самом деле темнела темная вертикальная черточка. Под ней – слабый огонек.

– Непонятно, что это… – проговорил Тан.

– Это лодка, – убежденно сказал Квашка, щуря синие глаза. – А торчит – мачта.

– Вижу, – сказал Тан. – Но отчего она не двигается?

– Наверно, это рыбак – с вечера поставил сети, а сейчас готовится их выбирать, – предположил Квашка.

– Если это рыбак, то почему он ушел так далеко от берега? – спросил Тан.

Квашка пожал плечами.

– Да кто же его знает? Где он, этот берег? Седьмой день его не видно, словно земля утонула.

– Ладно, – сказал Тан. – Пойдем к рыбаку. У него все и выясним.

– Как бы он с перепугу не удрал, – сказал Квашка.

– От нас не удерет, – сказал Тан. Он бросил взгляд на обвислый парус и решительно приказал: – Поднимай народ. Пусть садятся на весла.

Глава 9

В рыбацкой лодке было двое: хозяин лодки Вьюн и его сын Мал.

Это была хорошая, крепкая лодка, способная перевезти даже десяток человек. Но с такой большой лодкой одному управляться трудно. Нужны подручные. Но чужих Вьюн в лодку не брал.

Дело было родовое – прадед Вьюна был рыбаком и учил рыбацкому делу своего сына. И дед Вьюна был рыбаком и учил своего сына. И отец Вьюна был рыбаком и учил своего сына рыбацким хитростям. И теперь сам Вьюн рыбак и должен учить ремеслу своего сына.

Вьюну было кого учить – у него девять сыновей. Но старшие сыновья не захотели заниматься не очень прибыльным родовым делом, а предпочли более рискованное, но сулящее быстрое богатство и почет ремесло – они вступили в дружину князя Словена, – поэтому в подручные Вьюну остался только самый младший сын – Мал.

Малу десять годков. Мальчонка – худощавый, белоголовый, загорелый до черна. Пока отец тратит время на размышления о превратностях жизни, он дрыхнет, тихо посапывая, на свернутом парусе.

«Счастливый. У него все просто», – сквозь дремоту думает Вьюн.

Вьюн вышел в море еще вчера, как всегда, под вечер. Действия его были обычные – на вечерней заре установил сеть, зажег огонь на носу лодки, чтобы привлечь рыбу, и стал дремать в ожидании рассвета.

Пока спал, и не заметил, как к лодке подошел неизвестный корабль. С корабля баграми подцепили лодку и потянули к себе.

Почувствовав неожиданное движение, перепуганный Вьюн вскочил, при этом едва не свалившись в воду. Когда пришел в себя, то увидел на борту корабля человека, который с любопытством, но не улыбаясь смотрел на него.

Человек был как человек, но Вьюн невольно покосился на его синие штаны. Они были из плотной шерстяной ткани. Ночью на море бывает прохладно, но одежда этого человека для здешних мест была слишком теплой, и в голове рыбака мелькнула мысль, что в этой одежде должно быть жарко. У него самого были штаны и рубаха из простого полотна, в пятнах от рыбы и соли.

Когда лодку подтянули, Вьюн увидел на палубе корабля хорошо вооруженных воинов. На них были красные рубахи и синие штаны, заправленные в темно-красные сапоги из мягкой кожи. Поверх рубах надеты стеганые, из плотного войлока рубахи с нашитыми бронзовыми пластинами, отчего воины казались, словно покрытыми рыбьей чешуей. На головах круглые с меховой опушкой шапки.

У нескольких на поясе из толстой плетеной кожи висели короткие мечи в ножнах, украшенных серебряными бляшками.

Меч – оружие редкое и является первым признаком знатности воина, отметил Вьюн, и таких знатных воинов было пятеро.

Остальные были вооружены обычно – копьями, боевыми топориками и палицами.

Лица у всех светлые. Волосы русые, острижены кружком. Усы и бороды короткие. Синие глаза глядят строго. Губы плотно сжаты.

По морю ходит много кораблей. Команды на них вооружены – в море приходится рассчитывать только на свои силы, – но слишком внушительно выглядели люди на этом корабле.

Первым делом в голове Вьюна мелькнула мысль, что перед ним дружинники из войска Словена. Но слишком необычна была их одежда, и Вьюн стал думать, что они могли быть морскими разбойниками.

Это Вьюна встревожило. У него ничего не было ценного. Разве краюха хлеба и улов. Но краюхи хлеба было слишком мало, чтобы разбойники им могли прельститься. А вот улов… Улова было бы жалко.

Однако один из чужеземцев, налюбовавшись испуганным рыбаком, неожиданно улыбнулся широкой добродушной улыбкой, и сразу, словно солнцем озарило.

«Нет, это не разбойники!» – подумал Вьюн.

Правда, это ничего не значило: разницы между воином и разбойником никакой не было – любой человек с оружием по праву сильного мог взять все, что пожелает.

Вьюн не решился первым начать разговор.

– Будь здрав, рыбак, – сказал человек.

– И ты будь здрав, – удивленный столь неожиданной учтивостью, осторожно ответил Вьюн и поклонился.

Мал замешкался с поклоном, и Вьюн легким мимолетным движением смазал его по загривку.

– Рыбак, скажи нам, как тебя зовут, откуда ты и какого народа? – спросил чужеземец.