Скинхед

— Какие наркоманы? — вступает дребезжащий старческий баритон. — Подростки! Хулиганы. Они меня чуть не сшибли, еле увернулся. Пьяные. От них водкой за версту несет.

Мужчина, придерживаемый Стыровым, приподнимает голову, открывает глаза.

— Коля… — шевелит он губами, пытаясь улыбнуться. — Ты… сурет… сволочи… мать передала… выбросили. Запах не понравился…

Аманбек…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— А сейчас все вместе едем любоваться панорамой ночного Баку! — провозгласил Усман Рашидович, подхватывая под руку уже мало что понимающего шефа.

— Пойдемте, Валентина, — галантно подал ей руку Рустам. — Ручаюсь, такой красоты вы в своем Ленинграде не увидите!

В карманчике серпантина горной дороги, откуда и в самом деле открывались потрясающая панорама залитого огнями города и сверкающее россыпью прожекторов море, выпили шампанского за процветание бакинских нефтепромыслов, потом — за союз науки и производства.

— Нефть на воде, как одеяло перса, и вечер по небу рассыпал звездный куль, — громко продекламировала Валюша.

Все зааплодировали. Звезды сливались с прожекторами, в воздухе и далекой воде дробилось множество сверкающих солнц, южная ночь была прекрасна!

На обратном пути вдруг обнаружилось, что Валюша едет не в черной «Волге», а совсем другом автомобиле. И рядом вместо коллеги Игоря Маслова сидит Рустам, почему-то потно елозящий ладонями по ее коленкам.

— А где все? — спохватилась девушка, отдирая настырные руки.

— Машина сломалась, — сообщил Рустам. — Мы едем на горное озеро, на шашлыки. Нас отвезут, потом за другими вернутся.

Автомобиль и впрямь притормозил на скалистой площадке, в свете луны глубоко внизу сверкнула круглая водная чаша. Через секунду машина, в которой они приехали, громко шоркнула резиной о камни и исчезла. А через две секунды Валюта оказалась поваленной на спину сильными жесткими руками спутника и тут же ощутила, как железные пальцы жадно зашарили по ее груди.

— Уйди! — попыталась оттолкнуть она Рустама.

— Не ломайся, — грубо ответил тот и засосал влажно и горячо освобожденную от одежды грудь.

— Не надо, — всхлипнула Валюта, пытаясь выскользнуть из-под тяжелого тела, придавившего ее к редкой влажной траве, — я замужем!

— Тем более, — оторвался от второй груди Рустам и распластал по земле ее руки.

Чем больше отбивалась и плакала Валюша, тем сильнее распалялся Рустам. Изловчившись, он сдернул с нее порванные трусики, заплел меж своих сильных локтей ее руки и ноги, полностью лишив возможности двигаться, и…

Он молотился в нее сильно, ожесточенно, будто загонял внутрь раскаленную каменную болванку, будто наказывал, будто каждым движением хотел сделать еще больнее, а она, распятая и обездвиженная, только и могла, что мотать из стороны в сторону головой, стукаясь висками об острые камешки, проступившие сквозь примятую горную траву.

— Не надо! — рыдала Валюша. — Пожалуйста!

Но над ней, заслоняя и небо, и луну, и близкие звезды, продолжало ритмично двигаться чужое жуткое лицо с закатившимися куда-то под веки глазами и страшным полуоскалом-полуулыбкой. Живой омерзительной гусеницей извивалась, грозясь соскочить и ужалить, перекушенная кровавой родинкой бровь.

— Ва-а… — исторг последний рык Рустам, напрягся, замер и обрушил на полумертвую от боли и ужаса Валюшу всю тяжесть своего тела.

Ударились о землю освобожденные от каменного захвата руки и ноги, сползло на траву насытившееся животное.

Валюта, не мигая, смотрела вверх, туда, где двоились и троились игольчатые звезды, где в траурном хороводе кружились сразу несколько черных лун. Слезы жгли поцарапанные виски, прямо возле истерзанных чужим горячим дыханием ушей надсадно и язвительно орали какие-то насекомые.

— Ну что, — приподнялся на локте Рустам, — хорошо тебе было? Знаю, хорошо. Вон как кричала! Муж-то так не может! Русские все слабаки. Поэтому вы к нам, черным, и приезжаете, да? Хочешь еще? Давай приласкай его. — Он подвинулся к Вале и сунул ей в лицо что-то мокрое, сморщенное. — Ну, пососи! А хочешь, я тебя кончу прямо в рот?

Только тут Валюша сообразила, что именно так неприятно и липко холодит ей щеку. Дикий спазм из самого нутра прошел по телу, согнув его в ломаную дугу. Она едва успела повернуть голову набок, как гортань, болезненно и неудержимо, исторгла из себя что-то обжигающе кислое, сведшее мгновенной оскоминой скулы. За первым спазмом последовал второй, потом третий.

Валюту рвало долго, горько и мрачно.

— Умойся, — брезгливо сунул ей бутылку с водой Рустам. — Вставай, в гостиницу отвезу.

Оказывается, машина никуда и не уезжала. Едва Валюша шагнула за ближние кусты, как уперлась в ее гладкий светлый бок. И водитель сидел на своем месте, надвинув на лицо широкую кепку.

В номере она приняла душ, переоделась. Аккуратно собрала вещи. На гостиничной салфетке написала два слова «Алик, прости», положила бумажку сверху одежды, застегнула молнию на сумке. Потом подошла к открытому окну, точно зная, что должна сделать. Внизу у входа в гостиницу стояла группа людей, слышались смех и голоса.

— Я не могу прыгнуть прямо на них, — подумала Валюша. — Надо подождать, пока уедут.