Скинхед

Наконец раздосадованные девчонки уходят, милиционеры облегченно вздыхают, и снова во влажных тяжелых сумерках прорезается голос:

– Наш брат, мученик веры, вышел один на один против банды инородцев-поработителей и принял священную битву. За сестер, за матерей. За святую нашу Русь. В сражении с иноверцами он потерял правую руку, но продолжал биться дальше! Он победил, но героя заточили в тюрьму, потому что в стране правит еврейский бог. Вместо славы и почестей его кормят баландой. Скоро суд над героем. Это будет неправедное судилище, это будет глумление над нашей верой, над святой Русью. Поддержим нашего брата Ивана! Покажем всему миру, что мы – сила. Славянское братство встает с колен, превращаясь в грозное воинство.

В голове Валентины отчаянно бухает и шумит, колко дрожат кончики пальцев, дергаются, не повинуясь, губы.

«Это же он про Ванечку! – понимает она. – Ванечка потерял руку, и его будут судить. Значит, все эти люди за него? Значит, и они знают, что он не виноват?»

Оттолкнувшись от шершавого камня, женщина бросается к спуску. Она должна быть с ними, там, внизу!

Валентина торопится, проскакивая мокрые ступеньки, поскальзывается, падает, больно ударившись коленом об острое гранитное ребро, вскакивает.

Проповедь уже закончилась. Факельщики, разорвав круг, разбились на отдельные группки. То один, то другой подходят к бородачу, говорят, верно, что-то важное и приятное. Бородатый покровительственно хлопает их по плечам, обнимает. И Валентина вдруг робеет: как она подойдет? что скажет?

«Давай, давай! – говорит она себе. – Раз он так хорошо высказался про Ванечку, значит, может помочь! Не зря же их так охраняет милиция! Наверное, это какие-то важные люди. Может быть, начальство. А их странные одежды и все это действо... Милиционер сказал, мэрия разрешила, значит, так надо! И они – за Ванечку!»

Вот почему ее так тянуло сюда!

Прижавшись спиной к холодным камням стены, женщина ждет, пока иссякнет поток желающих приложиться к телу вождя. Люди постепенно расходятся. Бородач облачается поверх рубахи в длиннополое пальто, натягивает вязаную шапку, кивает покорно дожидающейся свите и направляется к лестнице. Уходит?

– Стойте, – просит Валентина и бросается следом.

Если б он не остановился наверху лестницы, возле милиционеров, она б его не догнала, потому что парни, шедшие за ним, все время старательно и умело оттесняли ее обратно вниз...

– Спасибо, братья, – пожал бородач руки улыбающимся стражам порядка. – С праздником!

– Извините, – легонько дергает его за рукав Валентина, – извините...

Он слегка поворачивает голову через плечо.

– Отходите, женщина, не мешайте, – грубо цепляет ее за плечо давешний коротышка лейтенант.

– Не трогайте меня! – неожиданно громко кричит Валентина, выворачиваясь из цепкого захвата.

– Что такое ? – вальяжно поворачивается бородатый.

– Извините! – она ухватывает его за рукав. – Я – мать!

– А я – отец! – хмыкает кто-то сзади.

– Я мать Вани Баязитова, – торопится Валентина. – Который в тюрьме, у которого руку...

Бородатый недоуменно смотрит на нее как на полоумную и, брезгливо отцепив пальцы женщины от собственного рукава, шагает в сторону.

– Постойте, – она пытается преградить ему дорогу, – вы же сами говорили, один против банды...

– Парни, чего стоим? – надменно спрашивает у милиционеров спутник бородатого, тот, кто раньше дудел в рог. – Чего ждем?

Два лейтенанта подхватывают Валентину под руки и, одним движением приподняв над землей, отбрасывают к парапету.

– Постойте! – уже плохо соображая, что делает, кричит Валентина. – Ванечка не виноват! Он сестру защищал и Бимку!

Впрочем, бородатый со свитой ее уже не слышит.

– А вы что, правда мать этого убийцы? – выросла перед ней дама с огромным доберманом на поводке.

– Какого убийцы? – понимая и тоскуя от этого понимания, переспрашивает Валентина.

– Который девочку убил!

Доберман сонно взглянув на Валентину, широко зевает, обнажив громадные белые клыки.

– Ваня не виноват! – шепчет она, не в силах отвести глаз от страшной пасти.

– Конечно, не виноват, – зло ухмыляется дама. – Яблоко от яблони... Мать в шабашах участвует, сын убивает. Я бы вас вместе судила!

– Да расстреливать таких надо! – влезает мужчина в кожаной кепке, и Валентина вдруг видит, что вокруг них образовалась довольно внушительная кучка народа.

– Сегодня они кавказцев бьют, завтра на своих пойдут!

– Да они и сегодня кого-нибудь замочат! Видали, все стриженные и в ботинках для драки. Их тут накрутили, сейчас попадись кто под руку!

– А и попадаться не надо, сами найдут.

– Вы что, народ, это же не скинхеды, это – язычники, они только языком болтать могут! – выкрикивает щуплый паренек.

– Одна малина! Слыхали, что ихний жрец говорил? Кровью, говорит, надо смывать заразу с нашей земли!

– Да это он образно.

– Ничего не образно, они с фашистами давно в одну дуду дуют. У них теперь обряд посвящения такой – через кровь. Пока инородца не замочишь, в секту к язычникам не принимают. Инициация называется.

– А власти куда смотрят?

– Вы что не видели, как их милиция сегодня охраняла? И ни одного рядового, сплошь офицеры!