Скинхед

Сколько они не виделись с Аманбеком? Больше десяти лет? Где он? Кто? Что? Судя по тому, что друг позвонил ему прямо на службу, по-прежнему в органах. Только чьих? Раз привез сурет, видимо, прибыл из Казахстана. Ладно, скоро все узнаем!

Надо же, Стыров сам от себя не ожидал, что так обрадуется! Ведь подскочил как мальчишка, когда услышал доклад секретаря о незапланированном звонке. А потом голос в трубке, густо журчащий весенним степным ручьем:

– Товарищ полковник, разрешите доложить: прибыл в ваше распоряжение.

– Аманбек, черт узкоглазый, откуда ты взялся? – Стыров заорал в трубку, словно снова стал зеленым лейтенантом, откомандированным в неоглядные казахские степи. – Где ты? В Питере?

– В Питере, да, – согласился гость. – Скажите, товарищ полковник, куда сурет занести? Если вы, конечно, помните, что это такое...

Еще бы он не помнил!

Над каналом Грибоедова вкрадчиво пополз пуховый туман. Только что, когда Стыров парковался, на темном атласе воды дробились и барахтались разноцветные искры фонарей и новогодней иллюминации, превратившей город в одну огромную праздничную елку. Пяти минут не прошло – на тебе! Воды не видать, будто на канал набросили ворсистую пуховую шаль, парапеты то ли есть, то ли нет, кусками, даже ближние машины замохнатились, спешно укутываясь в серую невесомость, да и пропали с глаз долой, словно шапки-невидимки их накрыли! В пяти метрах белая «вольво» стояла. Где? Нету. Питер, одно слово. Оно и к лучшему! Над входом в ресторан – фонарь, Аманбека он не пропустит, а вот сам останется для него невидимым! Материализуется из тумана, как привидение. Раз! Рука на плече ниоткуда!

Стыров довольно хмыкнул. Открыл окно, впуская в тепло салона растрепанное облачко: заходи, дружок, погрейся!

Играть в шпионов он любил с детства.

* * *

Утром, отряхивая зонт от серых дождевых капель, Валюша уловила в своем отделе какую-то странную суету. Шеф с кем-то ругался по телефону, сотрудники перешептывались. Воздух в огромном помещении тяжело сочился валерьянкой и тревогой. Оказалось, под угрозой срыва важная командировка в Баку. Их КБ разработало новую технологическую линию для нефтеперегонного завода, ее смонтировали, и именно сегодня вечером шеф с двумя сотрудниками должны были лететь на отладку и прием. А один из командированных – пожилой инженер Прохоров – умудрился вчера вечером угодить в вытрезвитель. Да не просто угодить, а еще где-то по пути шваркнуться головой так, что его прямиком из вытрезвителя отправили в больницу. И что делать? Вопрос государственной важности, на торжественном пуске будет сам Алиев, первый секретарь компартии Азербайджана, а тут... Понятно, отчего в отделе такой кипеж!

– Господи, как быть? – причитал шеф. – Меня из партии исключат! Все пропало!

– А чего кого другого не пошлют? – шепнула Валюта подруге.

– Кого? – расширила глаза та. – Быков в отпуске, Соломатину на самолете летать нельзя. Ленка Костина беременная, еще родит по пути. Остальные не в теме. Тебя, что ли, посылать? Ты хоть и в этой группе, а толку?

– Как это что толку? – возмутилась Валюша. – Я эту линию за год как свои пять пальцев изучила! – И решительно шагнула к страдающему начальнику: – Я могу Прохорова заменить.

– Что? – взвыл тот. – Уйди, Корнилова! Не сыпь мне соль на рану! – Но не успела Валюша отойти, начальник вдруг резво вскочил: – Стой! Ты же с Прохоровым весь процесс прошла! Да?

– Да, – кивнула девушка.

– А чего молчишь-то? – радостно заорал начальник. – Паспорт с собой?

После ленинградской серости и холодрыги в Баку был истинный рай. Город представлялся огромной солнечной клумбой, ухоженной и душистой. Цвело все – деревья, кустарники, цветы, трава и даже земля! Розовато-коричневая, она будто светилась изнутри распираемая радостью и гордостью за все то великолепие, что роскошествовало на ней.

Валюта крутила головой, втягивая ноздрями сладкие, острые, пронзительные и пьянящие запахи. Ее обоняние вдруг обострилось невероятно: глядя на какой-нибудь цветок, она легко могла вычленить из суммы ароматов, витавших в воздухе, конкретно искомый. Никогда прежде видеть такой май ей не приходилось. На родном Севере, кроме рябины да черемухи, вообще по весне ничего не распускалось, в Ленинграде ей открылось чудо цветущей сирени, яблонь и вишен, и в первую студенческую весну Валюту это просто потрясло, но вот такого, чтобы цвело абсолютно все... Оказывается, кто-то в этом раю живет. И каждый год наблюдает всю эту красоту! Лично она согласилась бы любоваться этим вечно при одном условии: рядом должен присутствовать Алик.

Вечером из гостиницы она позвонила ему на вахту в общежитие, он ждал.

– Давай поедем в отпуск сюда! – кричала Валюта в трубку. – Здесь такая красота! Уезжать неохота!

– Возвращайся скорей, – попросил грустный муж. – Я уже соскучился.