Skinова печать

— Витаса убили, — сказала Татьянка. — Вот и начало сбываться проклятье Жидоморова. Имейте в виду — Ваньша тоже в списке!

Ботаник побледнел. Не помогли и тренировки арийской твердости. Но тут из кухни выглянул еще один обитатель квартиры. Хорст узнал в нем предводителя антифашистов, обладателя редкой рыжей бородки, которого он так удачно пнул в ягодицы в вестибюле клуба. Кажется, его называли Санчесом.

Окинув компанию придирчивым взглядом, рыжебородый Санчес с неодобрением заметил:

— Фашистского полку прибыло? Моисей Вольфович, у вас таки погром?

Особенно не понравился ему Хорст. Но присутствие Татьянки заставило его смягчиться. Он ей даже улыбнулся. Самое смешное, что она улыбнулась ему в ответ. Это уже не понравилось Ваньше.

Атмосфера начинала наэлектризовываться. Пришлось хозяину брать инициативу в свои руки.

— Вы ко мне? — обратился он к Хорсту.

— Нет, — замялся тот. — Я вот с товарищем поговорить хотел… Вань, пошли, потолкуем.

Вдвоем они вышли на лестничную площадку и пристроились на широком подоконнике.

— Ну, ты как тут? — спросил Хорст.

Ботаник только рукой махнул.

— Сам видишь, прячусь. Разве это жизнь?

— И как же ты до такой жизни дошел? — Хорст не хотел подкалывать Ботаника, просто само с языка сорвалось.

Но Ваньша лишь сокрушенно вздохнул.

— Игнат меня подставил. Стукач он. Я это давно понял.

Хорст усмехнулся.

— А почему сразу не сказал?

Ваньша всем своим видом изображал уныние.

— Собирался сказать, да не хотел выглядеть стукачом. А потом уже поздно было. Игнат на меня телегу погнал. Жидоморов поверил и меня приговорил. А теперь кто мне поверит? Вот здесь и прячусь. Спасибо, Татьянка пристроила.

Татьянка тоже вышла из квартиры и подошла к друзьям.

— Я узнала — Витаса в ментовке убили. Разбили голову в камере.

— Козлы!

Хорст поднялся.

— Мне пора.

Ваньша проводил Хорста до лифта.

— Ты можешь мне не верить, но я тебя прошу — опасайся Игната. Он не просто стучит. Он меня подставил, и тебя подставит.

Подошел лифт. Хорст собрался войти в кабину, но вспомнил о встреченных возле подъезда.

— А дядя Федор случайно не к Гершензону приходил?

— К нему. И Вадим с ним.

— О чем они разговаривали?

Ботаник развел руками.

— Не знаю, они в кабинете закрылись. Мы в это время на кухне чай пили. Мне кажется, что-то готовится.

Татьянка тоже подошла к лифту.

— Я больше к Жидомору в «Братство» не вернусь, — сказала она Хорсту.

Тот удивился.

— И куда ты денешься? Здесь тебе долго нельзя оставаться. Неспроста тут дядя Федор оказался.

Татьянка понизила голос до шепота, чтобы не услышали посторонние:

— У меня сестра двоюродная под Москвой живет в поселке «Дружба». Съезжу к ней. Понравится — останусь. Там место тихое.

Хорст ушел, охваченный сомнениями. Он вдруг почувствовал, что привычный, устойчивый мир его жизненных ориентиров дал трещину и заколебался. И в середине этого мира теперь стояла смешная девчонка Машка…

Крюков томился в отделе «Расизма и расовой дискриминации» от безделья и одиночества. Крамской с Волгиным болтались где-то по своим командировкам. А он один за всех отдувался. Хотя, откровенно говоря, особенно отдуваться ему не приходилось. Более того, в отсутствии начальства и конкретных обязанностей он находил немало приятного.

Опер посмотрел на часы. Без пяти одиннадцать, время, когда по мнению Винни-Пуха, пора чем-нибудь подкрепиться. Выбор — от буфета, который находился на первом этаже особнячка, до экзотических забегаловок типа японская «сушишечная» или итальянская «равиольня» на другом конце Москвы. Когда нечего делать, все близко. Было бы хорошее настроение, а оно у сыщика как раз было. Но недолго.

Все испортил телефонный звонок. Крюков все еще надеялся, что тот, кто звонит, попал «не туда». И ни фига не угадал.

— На проводе Смольный, штаб революции! — измененным голосом представился он.

— Крюков, ты? — на другом конце провода полковник Шабанов чуть не выронил трубку от изумления. — Я же звоню в эту… как ее? В отдел расизма и хрен знает чего.

— Говори, что у тебя. Я тут за главного.

— Вахтером, что ли? — расхохотался Женька. — Ладно, слушай. Тут негра грохнули, причем с особой жестокостью. Башку размолотили вдрызг. Тяжелым и очень тупым предметом. Чем-то похожим на твою голову.

Крюкову вдруг страшно захотелось есть. Аж в желудке заурчало. А тут какие-то негры.

— Говори короче, — попросил он. — Что за негр? Студент? Репер?

Но Шабанов не торопился. Наверно, гад, только что позавтракал.

— Негр не простой, — интригующе сообщил он, — а солидный, хоть и без документов. В галстуке-бабочке. Из Америки.

— Почему из Америки? — насторожился сыщик. — Как определили?

— По зубам. У него зубы классные. И дорогие. Такие только в Штатах делают, эксперты ручаются.

Опер знал одного негра в галстуке-бабочке. Вернее, знал того, кто его знает. Но он был профессионалом, а потому первым делом постарался сачкануть.

— Если труп из Америки, отправь его фээсбэшникам.

— Пробовал, не берут, — признался полковник. — Дело, говорят, не государственное. А им террористов ловить надо.

Крюков сделал вид, что снова ничего не понимает.

— Ну, тогда сам и раскрывай. А я-то тебе зачем?