Скиталец

Привратник у ворот аббатства приветствовал Хуктона, но тут на часового внезапно накатил кашель, да такой, что бедняга сложился пополам. После долгого мучительного приступа он медленно разогнулся и высморкался в пальцы.

— Смерть моя пришла, вот что это такое, — прохрипел привратник, отхаркнув и сплюнув в сторону нищих, маячивших у ворот обители, комок слизи. — Неминучая смерть... А коли тебе в хранилище рукописей, так это вон туда. Мимо крытой аркады.

Томас направился к залитому солнцем помещению, где пара десятков монахов стояли за высокими наклонными столами. В центральном очаге, чтобы не замерзали чернила, теплился огонек, но в помещении с высоким потолком было так холодно, что монахи выдыхали над своими пергаментами облачка пара.

Все они переписывали книги, и в хранилище слышалось лишь постукивание перьев о чернильницы, скрип, шелест и шорох. Два послушника растирали на боковом столике порошок для красок, третий скреб кожу ягненка, а четвертый заострял гусиные перья; и все они нервно поглядывали на сидевшего на возвышении, углубившись в работу над манускриптом, брата Гермейна. Этот монах с тонкими седыми волосами, блеклыми, близорукими глазами и раздражительным выражением был стар, мал ростом, тщедушен и согбен. Он низко склонился над листом пергамента и тут вдруг услышал шаги. Попечитель скрипториума резко вскинул голову и, хотя и не обладал острым зрением, углядел на поясе нежданного визитера меч.

— Какое дело привело солдата в дом Божий? — сердито вопросил брат Гермейн. — Явился завершить то, что начали англичане прошлым летом?

— У меня дело к тебе, брат, — сказал Томас.

Поскрипыванье перьев неожиданно прекратилось, ибо многие монахи навострили уши.

— Работайте! — сердито бросил им брат Гермейн. — Работайте! Вас еще не перенесли на небеса! У вас есть обязанности, вот и исполняйте их!

Перья вновь окунулись в чернильницы, скрип и шорох возобновились.

Когда Томас поднялся на возвышение, старый монах не на шутку встревожился.

— Мы знакомы? — сердито пробурчал он.

— Мы встречались прошлым летом. Мессир Гийом специально привозил меня встретиться с тобой.

— Мессир Гийом? — Брат Гермейн встрепенулся и отложил перо. — Мессир Гийом? Сомневаюсь, что мы увидим его снова! Ха! Я слышал, что Кутанс обложил его со всех сторон, и поделом. Ты знаешь, что он сделал?

— Кутанс?

— Мессир Гийом, дурень! Он выступил против короля в Пикардии! Против самого короля! Сделался изменником. Д'Эвек всегда был глупцом и постоянно рисковал, но теперь ему повезет, если он сохранит свою голову. Что это?

Томас развернул книгу и положил ее на стол.

— Я надеялся, брат, — промолвил он смиренно, — что ты сумеешь разобраться в...

— Ты хочешь, чтобы я прочитал это, а? Сам так грамоте и не выучился, а теперь решил, будто мне нечем заняться, кроме как читать всякую ерунду, чтобы ты мог определить ценность своей книженции? Безграмотные невежды иногда оказываются обладателями книг и приносят их в монастырь, чтобы мы их оценили. Мечтают, по скудоумию, что обычный сборник благочестивых советов окажется редкой и дорогой книгой по теологии, астрологии или философии. Как, говоришь, тебя зовут? — спросил брат Гермейн.

— Я этого пока не говорил, — ответил юноша, — но меня зовут Томас.

Очевидно, у брата Гермейна это имя не пробудило никаких воспоминаний, ибо он спокойно погрузился в книгу. Монах беззвучно проговаривал слова себе под нос и переворачивал страницы длинными белыми пальцами, пребывая в изумленной отрешенности. Потом он пролистал книгу обратно, вернулся к первой странице и вслух прочитал на латыни:

— Calix meus inebrians. — Монах вымолвил эти слова на одном дыхании, точно они были священны, потом перекрестился, перевернул страницу и, дойдя до странного древнееврейского текста, разволновался еще большее. — «Моему сыну, — произнес он вслух, очевидно переводя написанное, — который есть сын Тиршафа и внук Ахалиина».

Старик обратил близорукие глаза на Томаса:

— Это ты, что ли?

— Что я?

— Это ты внук Ахалиина, а? — уточнил Гермейн. Несмотря на плохое зрение, он, очевидно, углядел-таки на лице Томаса недоумение и торопливо буркнул: — Впрочем, неважно! Ты знаешь, что это?

— Всякие истории, — ответил лучник. — Истории о Граале.

— Истории! Истории! Вы, солдаты, прямо как дети. Безмозглые, жестокие, необразованные и жадные до всяких россказней. Ты знаешь, что это за письмо?

Он ткнул длинным пальцем в необычные буквы, которые перемежались символами, похожими на изображение человеческих глаз.

— Ты знаешь, что это такое?

— Это древнееврейский, разве нет?

— "Это древнееврейский, разве нет?" — насмешливо передразнил Томаса брат Гермейн. — Конечно, это древнееврейский, даже глупец, обучавшийся в Парижском университете, узнает иудейское письмо, но это магический язык. Такие буквы евреи используют для записи своих заклятий, в черной магии. — Он прищурился, поднеся одну из страниц к самым глазам. — Вот, видишь? Имя дьявола — Абракадабра!

Старик ненадолго призадумался.

— Автор утверждает, что Абракадабру можно призвать в наш мир, произнеся его имя над Граалем. Хм, это вполне возможно.