Скиталец

— Об этом мы поговорим после, а теперь иди, так как здесь, в этом святилище, нам не должно говорить о земных вещах! — сказала златокудрая Елена. Одиссей прильнул губами к ее руке и затем молча вышел из святилища.

ГЛАВА XVI. Отделение духа Реи

Жрец Реи бежал от врат Смерти, охраняемых духами умерших героев, от святилища, двери которого раскрывались только перед людьми, обреченными на смерть. Тяжело было на сердце у старика: он любил Скитальца. Среди темнокожих сынов Кеми старик не знал ни одного, который бы равнялся этому ахейцу, ни одного столь красивого, столь сильного и могучего, столь ловкого и искусного в боях! Потом Реи вспомнилось, как он спас жизнь той, которую он любил больше всех женщин в мире, — Мериамун, дочь светлого месяца, красивейшую из цариц, когда-либо восседавших на троне Египта, красивейшую и ученейшую после Тайя. Вспомнилась Реи красота чужеземца, когда тот стоял на подмостках, в то время как длинные копья летели в него; вспомнилось видение Мериамун. И чем больше он думал, тем сильнее смущение овладевало им. В одном только он был уверен — это в том, что эти сны и видения насмеялись над Мериамун и что человек, явившийся ей в этих видениях, никогда не будет ее супругом, так как он на его глазах пошел на смерть в храм Погибели.

Спотыкаясь, спешил Реи во дворец и, минуя великолепные залы, хотел пройти в свое помещение, но у дверей, ведущих в собственные покои царицы, стояла сама царица Мериамун во всей своей величественной красоте, точно изваянная из драгоценного мрамора, в царственном одеянии, увенчанная убором из золотых змей на черных как смоль волосах, ниспадавших широкой волной, точно мантия, вдоль стройной спины и горделивого стана. Как-то загадочно странно смотрели ее большие черные глаза из-под густых ресниц и точно проведенных кистью художника бровей, оттенявших матовую белизну ее высокого, гладкого, как слоновая кость, лба. Низко склонившись перед ней, Реи хотел пройти мимо, но она остановила его.

— Куда ты идешь, Реи, и почему так печально лицо твое? — спросила она.

— Я иду по своему делу, царица. А лицо мое печально потому, что от фараона нет никаких вестей и никто не знает, что сталось с ним и с сонмом Апура, которых он пустился преследовать!

— Быть может, ты говоришь правду. Реи, но не всю правду! Зайди ко мне, я желаю поговорить с тобою! — сказала царица, и старик послушно последовал за нею в ее покои, где по приказанию ее сел в то самое кресло, в котором сидел Скиталец. Вдруг царица Мериамун опустилась перед ним на колени, слезы стояли у нее на глазах, грудь ее порывисто вздымалась от подавленных рыданий.

— Что с тобой, царица, приемная дочь моя? — спросил старик.

— Слушай меня, старый друг, единственный друг мой! — отвечала Мериамун. — Помнишь тот день, или, вернее, ту ночь, когда я прокралась к тебе? То было в ночь, следующую за той ужасной ночью, когда я стала женою фараона и рассказала тебе тот страшный сон, который не давал мне покоя!

— Я хорошо помню это странное видение, о котором ты говорила мне тогда, только разъяснить его не в силах мой слабый ум!

— Помнишь, что видением тем был блестящий воин в золотых доспехах, которого мне суждено любить, в золотом шлеме, в который вонзился бронзовый наконечник копья?

— Да, помню!

— А знаешь, как зовут этого человека? — уже шепотом спросила она, глядя на старика широко раскрытыми глазами. — Не зовут ли его Эперитом, Скитальцем? Не он ли явился сюда с наконечником копья в шлеме? Я полюбила его в тот самый миг, когда впервые увидела его во всей его славе и во всей красе! Теперь я узнала его настоящее имя; это Одиссей, сын Лаэрта, Одиссей из Итаки. Я узнала это своим колдовством, вырвав истину у хитрейшего из людей. Хотя мне казалось, что он отстраняется от меня, все же мне удалось выпытать от него, что он странствовал долго и издалека, чтобы отыскать меня, богами назначенную и обещанную ему супругу!

При последних словах ее старый жрец вскочил со своего кресла.

— Госпожа! — воскликнул он. — Опомнись! Ты забываешь, что ты царица Кеми и супруга фараона! Кроме того, я должен сообщить тебе, что твой избранник навсегда потерян для тебя и для всего мира!

При этих словах Мериамун вскочила со своего ложа и, как львица, встала над старым жрецом с лицом прекрасным, но искаженным от бешенства и страха.

— Он умер! — прошипела она сквозь зубы над самым ухом Реи. — Умер, и я об этом не знала. Так ты убил его! Смотри же, как я отомщу за это! — И она выхватила из-за пояса тот кинжал, которым она некогда нанесла удар Менепте, брату своему, когда тот вздумал поцеловать ее, и занесла его высоко над головой Реи.

— Нет! — воскликнула она, опуская кинжал. — Ты умрешь другою, более медленной смертью!

— Царица, — взмолился жрец, — выслушай меня. Не я убил его. Напротив, я старался удержать его, но он пошел в храм Погибели, чтобы видеть чудесную Хатхор, а ты знаешь, что всякий, кто видел ее, должен сражаться с невидимыми духами и потом отправиться в преисподнюю!