Скиталец. Гений

Так вот. Царь ввел закон о всеобщем образовании, а князья и бояре поддержали, да неспроста. Ведь одаренные личности вовсе не обязательно родятся среди аристократии. Там-то как раз хватает бездарей. И кабы не деньги, благодаря которым дело можно выправить, то и оставались бы они посредственностями. Но прогресс неумолимо идет вперед, и нужда в образованных кадрах растет не по дням, а по часам. Опять же, не везде можно заткнуть дыры дворянством. И где-то русские даже отстают от соперничающих держав.

Кроме управленцев и чиновников, растет потребность в квалифицированных рабочих. Повсеместно внедряются различные станки и машины, а к ним без обучения в ремесленном училище не подступиться. Ту же ткачиху с улицы уже не возьмешь, потому как и себя покалечит, и толку не будет.

Конечно, обучить можно и пустыша, ведь, даже не пройдя через посвящение, тупицей он не станет. Но одно дело – обучать перспективного ученика и совсем другое – вкладывать силы и время в кота в мешке. Опять же, уровень подготовки прошедшего посвящение всегда значительно выше и перспективы лучше. Оно, конечно, и человек с талантами может оказаться бестолочью ленивой, но тут уж против человеческой природы не попрешь.

Плотно позавтракав, Григорий поднялся из-за стола и полез на чердак. Уж два года, как он переселился туда, благо подняться по лестнице можно было прямо из сеней.

Сами-то сени холодные, но на чердак выходил дымоход. Вот возле него паренек и устроил себе постель. Застеклил слуховое окно собранными осколками да утеплил подручными материалами скат кровли. Получилась эдакая мансарда. Зато куда просторней, чем остальным членам семьи, и этот угол был только его.

Сбоку стоит тумбочка и самолично изготовленный письменный столик. Неказистый, но вполне пригодный для письма. Только наука в голову лезть упорно не желает. Он ее как уж только не пихал, даже придумывал себе разные поощрения и наказания. Да все без толку. Полено он, и ничего-то с этим не поделать. Правда, понимая это, он не собирался опускать руки.

Подобрал с тумбочки парусиновую сумку, заглянул внутрь. Перетасовал содержимое, заменив книжки и тетрадки на нужные. Проверил, есть ли чернила в непроливайке. Глянул, цело ли перо и на месте ли запасное. Удовлетворенно кивнул и посмотрел на светлый квадрат на полу. Это у него эдакие солнечные часы. Он тут все своими руками обустраивал, а потому каждую щель знает.

По всему получается, минут пять у него есть. Можно, конечно, и без спешки спуститься вниз, но есть идея лучше. Григорий опустился на табурет и вооружился обрезком широкой струганой доски, выкрашенной в черный цвет. Взял мелок, которые он беззастенчиво воровал в школе. Посидел несколько секунд, хитро улыбнулся и принялся рисовать.

Вообще-то карандашом или пером управляться было не в пример удобней. Но бумага стоит денег. Они, конечно, не бедствовали, но то скорее благодаря домовитости родителей. Заработки отца не назвать высокими, ввиду неквалифицированного труда опыта капало немного, и зарплата оставляла желать лучшего. Так что свободных денег у Топилиных, считай, никогда и не водилось. Одно дело – купить необходимое для учебы, и совсем другое – рисование. Оно же баловство одно.

Рука легко запорхала над доской. Штрихи и линии ложились словно сами собой. Он еще только заканчивал выводить одну линию, а уже знал, где должна будет лечь другая, где и как заштриховать.

Не прошло и пяти минут, как на доске появился набросок фривольного содержания. Причем несмотря на то, что рисунок выполнен мелом, в фигурах, слившихся в порыве страсти, легко угадывались сам Григорий и соседка Любава. Отставив получившееся от себя на вытянутой руке, паренек не без удовольствия окинул взором результат. А потом, вооружившись обрывком ткани, махом стер свое художество. От греха, так сказать.

У Рудакова в прошлой жизни было множество талантов, но вот рисовать он совсем не умел. В школе у него всегда выходили непонятные каракули, но так как подростком он был видным, а характера ни разу не гнилого, девчата всегда были готовы выручить его, чем он беззастенчиво и пользовался. Не сказать, что игра эта была в одни ворота, но факт остается фактом.

Каково же было его удивление, когда Борис Петрович вдруг осознал, что здесь, в этом теле, он умеет рисовать. Не художник, конечно, но и не криворукий какой. На этой волне он так увлекся, что хватался за карандаш при всякой возможности. Когда же ему досталось от отца за то, что он переводит дорогие бумагу и карандаши на какое-то безобразие, он смастерил себе эту доску.

И результат не заставил себя ждать. С каждым разом у него выходило все лучше и лучше. Он сам чувствовал, как быстро прогрессирует, а оттого загорался еще сильнее и трудился с большей отдачей. Шутка сказать, но порой он мог рисовать часами, засиживаясь до петухов. Правда, только в том случае, если удавалось раздобыть бумагу. Рисунки в карандаше получались более детальными и куда больше радовали глаз. А еще способствовали его прогрессу.