― Я не понимаю... ― пробормотала сотрудница, растерянно глядя на меня, а потом на нее.
"Я тоже", ― подумал я.
― Меня зовут Инга, ― представилась женщина-сфинкс.
Я замялся, не зная, что сказать ей в ответ. Она показала пальцем на мою грудь: я опустил взгляд и увидел висящий на кофте бейдж, который забыл снять в офисе. На нем было написано "Иван Скитников", и чуть ниже ― "Отдел аналитики". Буквы задрожали, но я успел их прочесть, прежде чем они перестали быть буквами.
― Иван, ― сказал я, снова скосил глаза на бейдж и добавил: ― Скитников.
― Очень приятно, Иван, ― улыбнулась она. ― И как вам у нас?
Я пожал плечами.
― Нормально. Видел пожар. А вчера спас кошку. Вернее, не спас... не смог дозвониться хозяйке, ― я почувствовал странное доверие к Инге и говорил чистую правду, как есть, ― потому что все цифры путались, знаете, как бывает... во сне.
― Знаю, ― кивнула она. ― Он мне рассказывал. Я принимала псилоцибин, чтобы поверить... и тоже увидеть.
Сотрудница таращилась на нас, как на ненормальных. Наш диалог давал ей для этого все основания.
― Расскажите про него, ― попросил я. ― Вы сказали, у вас был роман. Почему был? Что с ним случилось?
Инга посмотрела на сотрудницу и сказала:
― Вы не принесете нам из бара... что-нибудь? Что-нибудь, что долго готовят. Мне нужно поговорить с Иваном Скитниковым наедине.
Сотрудница с готовностью закивала, вскочила, подошла к стойке бара и завязала беседу с барменом. Она относилась к указаниям своей временной хозяйки очень серьезно.
Проводив ее взглядом, Инга сказала:
― Мой муж убил его. Не сам, конечно: попросил начальника охраны, а тот нанял каких-то бандитов.
Я вздрогнул. Погибнуть от рук людей, для которых твое убийство ― рабочая рутина, должно быть, очень противно.
― Я не знаю наверняка, ― поправилась она, заметив мою реакцию. ― Предполагаю. Однажды он исчез, вот и все. Муж знал о нас и грозился его убить. Я сложила два и два. Хотя мне хочется... и одновременно не хочется верить, что он просто бросил меня.
― Кем он был?
― Никем. Бродягой, бездельником. Без имущества и положения в обществе.
― Удивительно, что вы встретились. Я бы не рискнул подойти к вам, ― признался я. ― Вы такая... необычная.
Она улыбнулась и коснулась щеки.
― Вас смущают мои татуировки? В других мирах вы, должно быть, видели и не такое.
― Нет, не смущают. Просто это очень вызывающе ― татуировать лицо. Кажется, здесь так никто не делает.
― Я набила их из-за него. После того, как он исчез. Чтобы он сразу заметил меня... если однажды вернется. И в отместку мужу. Он чуть не спятил от ярости, ― она снова улыбнулась. ― Я делала их в Нью-Йорке, у лучшего мастера, какого смогла найти. Заказала сделать навечно, самой невыводимой краской. Теперь я неприкасаемая. Мне больше не нужно сопровождать мужа на его приемах, ему за меня стыдно.
― Ловко придумано, ― похвалил я. ― И вам идет.
― Спасибо. Так что вы делаете здесь? У вас какая-то цель, или просто развлекаетесь?
Цель? Я едва ли понимаю, что это такое. Меня швыряет из сна в сон, непредсказуемо и непрошено. Я просто засыпаю и просыпаюсь; то здесь, то там. Она это знает, раз он ей все о себе рассказывал.
― У меня нет целей. Я проснулся утром, позавтракал и пошел на работу. Скучный день, разбавленный обеденным перерывом и фейсбуком. Теперь этот бар.
― О, вы знаете фейсбук!..
Она смотрела на меня с уважением.
― У меня там триста с чем-то друзей, ― похвалился я. ― Большинство из них я помню со школы.
― Неплохо для человека, который впервые очутился в этом мире сегодня утром.
Да, неплохо. Хотя в этом нет моей заслуги: во сне я часто обнаруживаю обширный мир с людьми, памятниками истории и моей личной биографией в нем. Я никогда не задумывался об этом, принимая происходящее как должное. Но сейчас меня занимал ее пропавший друг.
― Как вы познакомились? ― спросил я.
― Случайно. Мне захотелось кофе, я велела шоферу остановиться у кафе этой дешевой сети, забыла название...
― "Кофе-хауз", ― подсказал я. ― Часто там бываю, хотя в "Старбаксе" кофе вкуснее. Просто оно ближе ― в нашем здании на углу.
Она улыбнулась. Действительно, смешно: я подсказываю ей детали ее собственного мира, о существовании которого еще вчера не подозревал. Тот странный случай, когда классовые различия сильнее онтологических.
― Да, наверное. Он сидел там над тарелкой какой-то дряни и смотрел в окно. Он просто завис, залюбовался чем-то и забыл, где и зачем находится. Как ребенок. Никто не обращал на него внимания, ― вот как на вас сейчас. Он показался мне очень необычным.
― Чем же? ― спросил я, надеясь узнать, как выгляжу со стороны.