Руао уставился на него с таким видом, словно вопрос был настолько дурацким, что не стоило на него отвечать.
Во избежание нового конфликта Руао взял со стенда нечто свернутое в трубочку и развернул.
– Вот, посмотрите! Это новейшее устройство для обработки персональных данных! Легкое, небольшое, удобное и полностью водонепроницаемое. Им можно пользоваться даже в плавательном бассейне!
– Чушь полная, – буркнул Туту. – Кому надо пользоваться компьютером в бассейне?
Руао его словно не услышал.
– Ты можешь взять это устройство куда угодно. Батарейка здесь практически вечная. Устройство может подключаться к Сети посредством инфракрасных лучей, микроволн, оптического волокна и так далее. Устройство защищено от взлома. С него можно выходить в Сеть даже из метро.
Туту эти сведения еще сильнее обескуражили.
– Да зачем? У вас в метро разве нет терминалов?
– Что еще за терминалы?
– Терминал – это терминал. Они у нас всюду стоят. На станциях, в музеях, в магазинах – везде!
– А, ты имеешь в виду общественный компьютер. Нет, тут дело совсем другое. На общественном компьютере для твоих личных данных нет места, ты ничего не можешь с ним делать сам.
– Почему же не можешь? Просто нужно ввести логин и войти в свое личное пространство.
И Руао, и Туту явно устали препираться. Они совсем не понимали друг друга.
Вмешалась Люинь.
– Туту, на Земле многое иначе. Там не полагаются на центральные серверы. Земля слишком велика, там очень много людей. Они входят в Сеть через персональные компьютеры.
Ее простое объяснение словно перебросило мост между двумя такими разными культурами.
Эко знал: теоретически Люинь права. Различие между Марсом и Землей действительно заключалось в использовании центральных серверов и личных компьютеров, архивов и Сети. Но Люинь не упомянула о географических различиях, о разнице в численности населения. Она просто прекратила спор – и только.
Но в реальности различия были куда более сложными. К примеру, существовал вопрос о доходе производителей компьютерной техники. На Земле персональный компьютер чаще всего работал года три, после чего его следовало менять. На Марсе компьютеры были частью инфраструктуры зданий, и заменить их было не так-то легко. Если бы люди на Земле перешли на марсианский подход, производители техники лишились бы возможности ее развивать и усовершенствовать. Другой пример: можно было рассмотреть вопрос о способности и ответственности. На Земле кто имел способность обслуживать централизованные системы, обслуживающие всех и каждого? Властные структуры или мегакорпорации? А еще более критичным был вопрос идеологии. Главные медийные структуры Земли всегда гордились давней традицией атомистического индивидуализма. Сама идея объединения всех с помощью централизованного сервера стала бы мишенью для громогласной критики.
Эко не мог судить – может быть, Люинь ничего не знала об этих сложностях, а может быть, предпочла о них умолчать. Если она об этом ничего не ведала, то ей просто повезло в том, что она подыскала простое объяснение. Но если она была в курсе, то, значит, попыталась уйти от долгой дискуссии с мальчиками. Эко пытался догадаться, что прячется за невинным лицом этой девушки. И он решил, что настала пора с ней познакомиться.
Группа направилась к фуд-корту.
Эко догнал их и остановился рядом с Люинь в очереди вдоль прилавка. Люинь посмотрела на него и кивнула.
– Привет, – сказал Эко.
– Здравствуйте, – ответила Люинь.
Она явно не была настроена на продолжение разговора, но всё же она чуточку отстала от подруги и мальчиков, и это дало Эко шанс.
– Это ваши подруги? – спросил он, указав на девушек, стоявших впереди.
– На самом деле, соседки.
– Скажите, а марсиане часто переезжают и меняют адреса?
– Почти никогда.
– Значит, вы уже давно соседи.
– Если бы я не уезжала, было бы восемнадцать лет.
– Значит, вы наверняка друг друга хорошо знаете.
– Знали бы, если бы я не уезжала.
– Но вы уехали, поэтому…
Люинь прямо на его вопрос не ответила. Она указала на рыжеволосую девушку.
– Джиэль мечтает стать дизайнером. Хочет создать самое красивое подвенечное платье в мире. – Затем Люинь указала на девушку в голубом костюме, которая всё это время молчала. – А Бренда мечтает стать поэтом. Хочет стать классиком, чтобы о ней помнили, как о лорде Байроне.
– А вы?
– Я хотела стать ботаником. Великим. Таким, который открывает разные тайны, скрытые за лепестками и красками цветов.
– Правда?
Эко улыбнулся, сам не зная почему. Может быть, потому что Люинь выглядела так серьезно, а может быть, потому что все эти мечты были такими солидными. Ему хотелось поговорить с Люинь о ее детстве, а не перегружать камеру глупой болтовней. Эко надеялся, что он выглядел обычным человеком, пытающимся вести беседу, а не репортером, явившимся к Люинь с определенной программой в голове.