Скитальцы

…Бариан что-то сказал — я видел, как шевелятся его губы, но не слышал слов. Танталь покачала головой; её тёмные волосы выбились из-под капюшона, та прядь, на которую попадало дыхание, взялась инеем, будто преждевременной сединой. Странно, что я в состоянии разглядеть такие детали, — ведь изображение то и дело берётся туманом, сцена прощания различима с трудом, как сквозь мокрое стекло…

А ведь это именно сцена прощания. Вот, Танталь легко забирается на лошадь, Бариан подсаживает Алану — та устраивается у Танталь за спиной. Две всадницы на одной кобыле, а ветер, между прочим, холодный, жёсткий наст проламывается под копытами, далеко ли они ускачут…

Я мигнул — глаза слезились от напряжения. Серое видение на заиндевевшем стекле дёрнулось и сгинуло; теперь я, по крайней мере, знаю, что обе они живы. И достаточно здоровы, чтобы ездить верхом, вдвоём, как деревенские дети.

— Я их приведу, — сказал Черно, критически оглядывая старый медный таз, извлечённый откуда-то из сарая. — Я их приведу, через час-другой они будут здесь…

Он осторожно цокнул ногтем по зеленоватому боку; старая медь отозвалась глухим заунывным звуком.

— Жила-была девочка, — господин маг вытащил из груды хлама обрывок ветошки и жестяную банку с серым порошком, — почти всех её родичей съел Чёрный Мор, остались только мать и дядя… Когда-то богатый род оскудел, девчонка жила среди хлама и книг, а после смерти матери — среди приютских детей, среди старых дев, служащих надзирательницами, среди всего этого, о чём в приличном обществе не принято вспоминать… А потом она убежала с бродячими актёрами. И несколько лет была счастлива — во всяком случае потом, вспоминая эти годы, она осознала их именно как счастливые…

Я заворожённо следил, как, зачёрпывая тряпочкой похожий на глину порошок, Чонотакс оттирает бока медной посудины. Под его рукой зелень сходила, и прояснившаяся поверхность обретала жёлтый, почти солнечный блеск.

— А потом, — Чонотакс проделывал чёрную работу со странным удовольствием, — ей встретился молодой человек, ради которого она бросила всё, что любила… чем гордилась. И всех, кто любил её и гордился ею. А ведь знаешь — чем больше жертва, тем дороже представляется приз… К несчастью, все её жертвы оказались напрасными. У молодого человека случилась схожая ситуация — он тоже встретил… вещь. Ради которой оставил всё, что любил, и всех, кто любил его… Эта вещь называлась Амулет Прорицателя. Можно сказать, что именно Амулет лишил Танталь её человеческого счастья… Ей стоило бы ненавидеть Амулет. Разве нет?

Даже в самых патетических местах его речи лицо его оставалось прежним — никаких эмоций, разве что немного безумия в глубоко запавших глазах.

— Зачем ты мне всё это рассказываешь? — спросил я шёпотом.

Он не ответил. Критически оглядел вычищенный таз, остался доволен работой, хоть на медной поверхности оставалось ещё немало мути и зелени. Стряхнул на пол остатки серого порошка, снял с полки один за другим пять пузатых глиняных кувшинов.

— Ты не представляешь, Ретано, как это всё интересно. Их было много — благородных и не очень, сильных и слабых… Они грызлись за территорию. Они вербовали себе новых вассалов, они сходились в поединке со вчерашним другом, они подавали руку вчерашнему врагу… Лучшие из них уединялись и отшельничали, чтобы потом сказать своей совести — нет, только познание, ни капли корысти или властолюбия… Они, маги древности. Они беспрекословно признавали прорицателя даже в слабейшем — уж если Амулет выбрал кого-то, то не людям оспаривать это право… Так велел Первый Прорицатель. Тот самый, что предупреждал о явлении в мир чужой силы: «Она идёт! Она на пороге!»

Осторожно, не желая пролить ни капли, он опорожнял один кувшин за другим. Вода в медном тазу волновалась, поднимаясь всё выше и выше; она была холодная даже на вид. Я втянул руки в рукава.

— «Она на пороге», — повторил Чонотакс, и голос его странно дрогнул. — Сколько лет пророчеству, а всё никак не сбыться…

Мне давно уже было не по себе, приготовления Черно, такие, казалось бы, простые и обыкновенные, нагоняли тоску — однако именно в этот момент в моей душе скакнула ледяная волна. Скакнула и обдала меня морозом.

— Не все пророчества сбываются, — сказал я шёпотом.

Чонотакс странно на меня взглянул. Провёл рукой над краями медного таза:

— Не все… Но они ДОЛЖНЫ сбываться. Это упорядочивает мироздание.

Я с ужасом смотрел, как вода под его ладонями застывает. Бегут, тянутся во все стороны кристаллики льда, как маленькие руки, как напряжённые паутинки, вода в тазу мутнеет, перестаёт быть водой. Холодно…

Чонотакс удовлетворённо кивнул. Потёр ладони, взялся за края таза, с натугой перевернул; медная посудина тяжко грохнула о пол.

— Славные были времена, — продолжал Черно как ни в чём не бывало. — Бальтазарр Эст… Ларт Легиар… Орвин Прорицатель… Орлан Отшельник…

— Маг из Магов Дамир, — сказал я сквозь зубы.

Черно взглянул на меня теперь уже весело:

— Да, и Маг из Магов… Как же я мог забыть. Великий Дамир.