— Танталь никогда не забудет, — грустно сказала Алана. — Того, что было. У неё… ты знаешь… она ведь изменила Луару, она таскает на себе вечную вину… Она, мол, такая-сякая…
Да. Чего-то подобного я ожидал.
— Знаешь… Я не верю, что она изменила ПРОСТО ТАК. Должно быть что-то…
— Любовь? — Алана улыбнулась улыбкой мудрого скептика. Как бы желая добавить: «Мальчик, что ты знаешь о любви?»
Я сдержал смех, чтобы она не обиделась.
Мы с Аланой сладко сопели, свернувшись под одним одеялом; даже во сне жена боялась пошевельнуться, чтобы не задеть мою раненую руку. Вдоволь наплававшись по поверхности сновидения, я наконец-то нырнул вглубь — внезапный стук разбудил меня болезненно, резко, будто впивающаяся в тело верёвка.
— Р-рогатая… судьба…
Я поискал глазами шпагу. Алана уже сидела в постели — с канделябром наперевес.
— Меня не пришиби, — пробормотал я, выбираясь из гущи одеял.
Ну, ночной пришелец, кто бы ты ни был…
Я отодвинул засов и рывком распахнул дверь.
— Я видела Эгерта, — сказала Танталь.
Она была полностью одета; в одной её руке вздрагивала оплывшая свеча, в другой она сжимала трофейное зеркальце.
— Я видела его… он… Я думаю, он меня услышал.
Глава 15
Весна слишком уж торопилась. Она была поспешна, как молодой любовник, она была суетлива; листья выстреливали из почек, трава лезла так неистово, как будто бы снизу, из влажного царства корней, её гнали хлыстом. Неподобающее для этого времени тепло разбудило всех жужжащих и ползающих тварей; в полдень лошади принимались нервно крутить головами и дёргать шкурой на спине. Кучер невнятно напевал под нос — потому что теперь у нас был кучер и мы не бежали сломя голову. Мы путешествовали, как приличные господа, и во время пути можно было дремать на кожаных подушках, глядеть в окно или светски беседовать.
Беседовать было не о чем.
Облей муху мёдом и посыпь мукой — она если не сдохнет немедленно, то поползёт с той же скоростью, с какой продвигаемся теперь мы. Там мост смыло весенним паводком — приходится делать крюк длиной в три дня. Там захромала лошадь, там сломалась ось, там оползень, там дорогу неверно указали, заставив нас плутать пёс знает сколько времени; одно счастье — все пока мы были относительно здоровы, и даже моя раненая рука не загноилась, как я одно время боялся, а зажила.
Кучер напевал, радуясь заработку; кучер искренне считал, что путешествие проходит лучше некуда. Мелкие неприятности — так ведь путь далёкий, как без этого, всё бывает…
Рыжий веснушчатый парень, старший сын из по-кроличьи многодетного семейства, он и нанялся-то затем, чтобы подальше убежать за родные ворота. Ему нравились наши лошади, он побаивался меня и преданно улыбался моим дамам; жаловаться на него не приходилось. В случае надобности он умел быстро найти ближайшую кузню, приветливо и подробно расспросить о дороге, на глазок определить, проходим трухлявый мост или нет; он вслух мечтал поскорее добраться до города, и в несчастьях, преследующих нас по пятам, можно было винить кого угодно, но только не его.
Мы знали, кого винить.
Того, по чьей вине зеркальце-трофей однажды соскользнуло с сиденья, вывалилось из кареты и попало под колесо. Или это тоже случайность? Был или нет от зеркальца прок, но теперь-то оно точно никуда не годится, разве что на переплавку — рамка-то хороша…
Танталь клялась, что Эгерт услышал её. По её словам, она видела его несколько секунд — он сидел, по-видимому, у камина, на лице лежал отблеск огня. Она позвала его по имени — он вздрогнул и посмотрел ей в глаза. Тогда она всеми силами завопила ему, что Тория в опасности, что надо беречь Торию, что нужно звать на помощь Скитальца…
— И он всё это услышал? — спрашивал я недоверчиво.
Танталь хмурилась:
— Я немножко знаю Эгерта… У него было такое лицо, как будто он УСЛЫШАЛ. Хоть что-то да понял… Я так орала…
Я хотел сказать, что мы с Аланой в это время дремали за тонкой стенкой и ничего не слышали. Но промолчал — кто знает, может быть, у нас с женой на какое-то время отнялся слух…
— Видишь ли… — Я подбирал слова, боясь её обидеть. — Если он понял — нам вовсе не нужно спешить. И… нашему общему знакомому незачем преграждать нам дорогу.
— Если бы он хотел преградить, мы бы уже никуда не спешили, — заметила Алана. Мы с Танталь промолчали, осознавая её правоту.
Чонотакс, каким бы слабым ни был, всё же мог запросто вывести нас из игры. Прямо там, на грязном заднем дворе, когда я так позорно промахнулся топором по бритому черепу. Всех троих, и необязательно даже до смерти…
Я перевёл взгляд с Танталь на Алану и обратно. С обеими мне надо было поговорить, но по отдельности. Не просить же — «ты выйди, постой на запятках, мы переговорим, а потом вы поменяетесь»?
Мне надо было, в конце концов, знать, что произошло между Танталь и Чонотаксом. Откуда эти намёки, полунамёки и трогательные жесты. И главное, С КАКОЙ СТАТИ прагматичный Черно потратил столь необходимые силы на то, чтобы Танталь легче перенесла поход к Двери?