Скитальцы

Шерстяная. Сёстрам на платья. Я покажу, что мне нужно. Эдеварт зашёл за прилавок. Я знаю, сам был приказчиком в лавке.

Сделка состоялась. В конце концов Габриэльсен сообразил, что золото проще хранить, чем ткань, а для оплаты оно годится не хуже денег, и уступил. Неожиданно он сказал: А вот твоего братца Йоакима я бы придушил собственными руками. Я тебе это прямо скажу. Он зимой запер сельдь, и люди у нас словно ума решились. Мы все спятили, я и сам ничем не лучше других. Упаси Боже всех от такого безумия, цены поднялись, жалованье служанки взлетело аж до небес, мы разом разбогатели и бросились покупать всё, что попадалось нам на глаза, сорили деньгами направо и налево. Так продолжалось несколько месяцев, а теперь мы опять нищие, как были, и даже хуже, наши души тронула порча. У меня оставался дорогой заграничный сыр, что мне было с ним делать? Догадайся, как я поступил? Я съел его сам! Да-да! Взял и сожрал! Это всё порча. Говоришь, что сыр сгнил бы? А почему, я мог бы, к примеру, отдать его пастору в счёт церковной подати. Да-да. А мы с женой его сожрали. И, думаешь, я от этого дольше проживу? Скорее наоборот, потому как в нём были черви. О нет, от заграничной пищи никто долго не проживёт! А брату своему скажи, что впредь, когда он вздумает запирать сельдь, пусть не просит меня, чтобы я передавал его телеграммы и поставлял ему покупателей, хватит, я уже учёный!

Эдеварт собрался идти домой, но Габриэльсен всё говорил и говорил: А наш староста, смех да и только, да я его десять раз могу обвести вокруг пальца. Дорога... разве нам не нужна дорога, по которой все могли бы ездить? Вот что нужно было сделать, пока у нас водились деньги, и, будь я старостой, мы бы обязательно её проложили. Неужели вы там в своём Поллене верите, что Каролус и впрямь помешался? Да он такой же сумасшедший, как ты или я! Дурит он вас, и всё тут, сам небось до смерти радешенек, что избавился от жены, которая и шагу не давала ему ступить. А вы там у себя в Поллене всё принимаете за чистую монету. Каролус староста! Ступай домой и вылей на него ведро холодной воды да пни его под зад, и у него мигом всю дурь как рукой снимет! Хотя толку от него всё равно не будет, он и никогда-то ничего не мог, и теперь не сможет. Так всем и скажи!

Эдеварт ушёл. В проулке он встретил поджидавшую его Ольгу, ей хотелось поболтать с ним. Она оставила работу и притаилась в укромном месте. Эдеварт молодой парень, они давно знакомы, а теперь в лавку молодые люди почти не заходили. Для такого случая Ольга умылась и причесалась, на ней не было больше ни бисерного пояска, ни корсета, ни туфель с кисточками, ничего нарядного — обычная темноглазая девушка, которой хочется немного развлечься. Будут ли в Поллене в этом году танцы на Рождество? Эдеварт должен вспомнить о ней и пригласить её на танцы. А весной к ним приедут те шкиперы? Вот щедрые люди, им ничего не стоило отвалить Августу за игру целый далер! Как жаль, что Рагна родила ребёнка, Рагна дурочка, она была слишком молоденькая и не знала, что можно сделать. Слава Богу, ребёночек умер. Говорят, его задушила её бабушка.

Что ты болтаешь! — воскликнул Эдеварт.

Так говорят. Бабушка понимала, что ей не под силу прокормить и мать и ребёнка, вот она и придушила его. Неужели ты ничего не слышал? Ах да, тебя ведь не было дома, а у нас тут все об этом знают. Я вот ещё что хотела спросить: куда ты пошёл на своей шхуне, когда покинул Поллен? А-а, в Тронхейм! Много же ты поездил. Я тоже хотела уехать в Тронхейм, да вот не вышло, попробую ещё раз. Как думаешь, возьмёт меня кто-нибудь из шкиперов, если они снова приедут в Поллен? Ты сам тоже уйдёшь на своей шхуне, но меня ты не возьмёшь, я знаю, у тебя там на юге есть возлюбленная, и ты к ней поедешь, да-да, не отпирайся...

Эдеварт вернулся домой без золотого кольца, но чувствовал себя богачом — он принёс ткань для сестёр, и Юсефине из Клейвы, приглашённая сшить девочкам платья, восхищенно покачала головой, увидев красивую ткань. Девочки всегда знали, что, если Эдеварт пошёл что-нибудь им купить, он выберет самое лучшее.

Словом, Эдеварт ушёл на Лофотены на карбасе Каролуса и с его снастью. Каролус согласился, он почти пришёл в себя, понимал всё, что ему говорят, и даже больше: сам заметил, что команда не доверяет ему, и потому не возражал против того, чтобы остаться дома, отправив своё судно на заработки, вот так-то; в конце концов он оживился и даже сделал вид, что дела местной управы никак не позволяют ему идти на Лофотены. Он начал заниматься архивом и протоколами и уже не пытался ничего рвать.

Но Эдеварт смотрел мрачнее тучи: на чужом судне и с чужой снастью он был всего лишь наёмник, небольшие преимущества, положенные ему как главе артели, мало что значили для человека, уже побывавшего шкипером. Но выбора у него не было. Если рыба пойдёт, он и так неплохо заработает, а в деньгах он нуждался как никогда, потому как в голове у него созрел один план.