Кому-нибудь из молодых людей, толпившихся вокруг него и с удивлением рассматривавших его странный наряд, Папст мог сказать: У меня и для тебя найдутся хорошие часы, вот, пожалуйста, можешь подержать их! Когда парень, узнав цену, отказывался от часов, Папст спрашивал: А сколько у тебя есть? Парень называл половину или даже треть требуемой суммы. Но Папст всё равно не отпускал его, напротив, он был добр и покладист, словно на этот раз решил пойти навстречу и даже одолжить парню немного денег, чтобы тот смог приобрести себе часы; да-да, нередко случалось, что Папст соглашался получить недостающую сумму даже на другой год. Ты из хорошей семьи и ты честный человек, говорил он, ты не обманешь бедного еврея! Перед таким необъяснимым и беспредельным доверием молодой человек устоять, само собой, не мог и проявлял несвойственную ему честность — он отдавал долг на другой год. Папста почти что никогда не обманывали.
Так действовал этот старый еврей-часовщик, из года в год невозмутимо и с достоинством вёл он свою кочевую торговлю. При случае он обманывал покупателей, но, если его уличали, добродушно возмещал ущерб, иногда тут же прибегая к новым уловкам.
У Папста был наметанный глаз на хлыщей, которые строили из себя знатоков и критически разглядывали его часы, — их Папст обманывал без зазрения совести. Они подходили к нему с важным видом и фамильярно называли его Моисеем: Ну что, Моисей, найдутся у вас для меня хорошие часы? Папст доставал из кармана часы и показывал их. Вы только посмотрите, говорил он. Покупатель рассматривал часы, открывал, закрывал и спрашивал, хорошо ли они ходят. Хорошо ли ходят? — удивлялся Папст. Да у меня самого точно такие же! Можете убедиться! И доставал из кармана жилета собственные часы. Оставалось договориться о цене. Папст требовал немало за свой товар, но с этих хлыщей запрашивал втридорога; если ему предлагали половину, лицо у него становилось печальным, словно зло, царившее в мире, доставляло ему страдание, и он забирал часы обратно. В тот день сделка отменялась.
Однако покупатель, зная характер Папста, через некоторое время опять приходил к нему; правда, и Папст тоже знал своих покупателей. Так что вы мне предложите? — спрашивал он. Покупатель накидывал несколько шиллингов или ортов9. Нет, нет, нет! — говорил Папст, он снова доставал часы, показывал их, открывал и закрывал крышку и потом прятал в карман. А когда покупатель делал вид, что хочет уйти, Папст тяжело вздыхал над несовершенством этого мира и соглашался на условия покупателя. Он торгует себе в убыток, это точно, это разорит его и сведёт в могилу, но что поделаешь! Когда покупатель кончал отсчитывать деньги, Папст доставал часы и отдавал ему; блестящие, красивые, с гравировкой на крышке, часы победоносно тикали, но это были уже не те часы, рука Папста побывала в одном из его хитрых карманов, где лежали совсем другие часы, они выглядели точно так же, как и первые, но стоили значительно дешевле.
Случалось, хлыщ и впрямь оказывался знатоком или в нём просыпалась подозрительность, он уличал Папста в мошенничестве и начинал кричать. Тогда Папст сокрушённо качал головой над своей рассеянностью и говорил: Какой дотошный человек! Если б не ты, я и не заметил бы, что ошибся. И дабы умаслить покупателя, отдавал ему собственные часы, что, по мнению последнего, должно было служить гарантией. Однако уходил покупатель уже с третьими, но тоже дешёвыми часами!
На ярмарке Эдеварт встретил армянина-шарманщика, которого видел в родном селении, его по-прежнему сопровождал венгр. Однажды после полудня Эдеварт наткнулся на них у причалов, они расположились в людном месте, крутили шарманку и показывали своё представление.
За три года, что прошли после их выступления в селении Эдеварта, они почти не изменились, только теперь у армянина уже оба глаза были затянуты синей плёнкой; значит, он совсем ослеп. Бедняга, несладкая судьба быть шарманщиком на чужбине! Люди жалели его и кидали шиллинги на блюдце нищего мальчишки в шарманке, дети и подростки толпились вокруг этого удивительного ящика с Наполеоном и его генералами в золоте, сверкавшими всеми цветами радуги.
Я их знаю, шепнул Эдеварт своему соседу, я уже видел их раньше! И спросил шарманщика: Так вы теперь совсем ослепли?
Да, совсем. Шарманщик грустно кивнул головой.
Я вам не верю, сказал Эдеварт. Он заметил, что шарманщик, услыхав его вопрос, посмотрел прямо на него.