— Оставленная здесь в полной беспомощности, я начала ощущать странные чувства в животе, да и во всём теле, — попыталась объяснить женщина. — Они как-то связаны с вами.
— Это всё колодки, — сказал я.
Ина жалобно, непонимающе посмотрела на меня, потом в её глазах мелькнул огонёк понимания.
— Ох! — выдохнула она.
— Я вижу, что Ты говоришь правду, по крайней мере, пытаешься, — кивнул я.
— Да! — воскликнула моя пленница.
— Но мне кажется интересным тот эффект, который такие устройства оказывают на женщину, — задумчиво проговорил я.
— Дело не только в этих досках, — сказала она, — уверяю Вас. Здесь что-то другое, значимое, цельное.
Я понимающе кивнул, поощряя Ину.
— Вы сделали меня объектом своего желания, — попробовала объяснить женщина, — и я была беспомощна перед этим!
— Совсем, как рабыня? — уточнил я.
— Да! — воскликнула она.
— Нет, — усмехнулся я, — совсем не так, поверь, нет ничего даже отдаленно напоминающего, поскольку Ты не принадлежишь.
— Дотроньтесь до меня! — вдруг попросила меня Леди Ина.
Всё это связано, как мне кажется, с мужским доминированием и его влиянием на женщину, вдруг обнаруживающую себя абсолютно беспомощной там, где её и надлежит быть, и её пониманием того, что это её истинное место в природе. Думаю, что сексуальность в женщине, это вопрос цельности всего её существа. Это — поразительная, великолепная особенность, способная повлечь за собой полное преобразование женщины, вырвав на поверхность её прекрасную сущность. Рабыня, например, в своём возбуждении и красоте, является истинным воплощением чувственности, любви и служения.
— Дотроньтесь до меня! — повторила пленница.
— Может, стоит сначала освободить? — поинтересовался я.
— Освобождайте или не освобождайте, делайте, как вам нравится, — всхлипнула она, — только дотроньтесь до меня!
Я с интересом посмотрел на беспомощную женщину.
— Я абсолютно беспомощна, — заплакала Ина. — И я умоляю вас об этом!
— То есть, Ты нуждаешься в сексуальном облегчении? — уточнил я.
— Я — свободная женщина. Пожалуйста, не надо заставлять меня говорить об этом! — простонала моя пленница, но наткнувшись на мой взгляд, всхлипнула и ответила: — Да, мне нужно сексуальное облегчение!
— Смелое признание, — покачал я головой.
— Ну пожалуйста! — взмолилась женщина.
— Если Ты получишь такое облегчение сейчас, — предупредил я, — твои потребности, со временем, вновь заявят о себе, возможно ещё более неуклонно и требовательно.
— Пожалуйста, — повторила Ина, глотая слёзы.
— Впрочем, — пожал я плечами, — всё же, это не совсем то, как если бы Ты была рабыней, тогда бы это происходило при полном понимании категоричности полной неволи.
— Пожалуйста!
— Ты соблазнительна, — признал я, проводя рукой по её талии.
— Не так! — простонала она. — По-хозяйски! Так, как дотрагивается хозяин до своей рабини! Пожалуйста, по-хозяйски!
— Но Ты — свободная женщина, — напомнил я, невинным голосом.
— Пожалуйста! — задохнулась Ина. — О-о-оххх! О-о-а-а-ахх!
— Не дёргайся! — прикрикнул я на неё, всё же мне не хотелось бы, чтобы она повредила себе кожу о края колодок и причинила себе боль.
Но Ина уже с трудом могла контролировать своё тело, её маленькие плечи вдруг дёрнулись вверх, и остановились только когда упёрлись в доски колодок. Она потянула руки, словно пытаясь вытащить из отверстий, но кистям рук ни за что не удалось бы пройти сквозь отверстия. Всё что она могла сделать руками, это сжимать и разжимать кулаки. Женщина закрыла глаза и начала мотать головой из стороны в сторону.
— Замри! — приказал я.
Но было очевидно, что Ина уже не могла управлять собой. Женщина уже стала не моей пленницей, но пленницей своих собственных потребностей, которые захватили её тело, и делали с ним и с его владелицей всё, что и как им заблагорассудилось, совершенно не обращая внимания на желания самой Ины.
Наконец, конвульсии начали сходить на нет, а потом тело расслабилось, и его хозяйка, вернув себе контроль над ним, ошарашено уставилась на меня.
— Ты в порядке? — заботливо осведомился я.
— Да, — тяжело дыша, вытолкнула из себя она.
Первым делом, я осмотрел кожу на её конечностях, в тех местах, где она соприкасалась к кромками колодок. Некоторое покраснение на щиколотках и шее, да кое-где немного стёрта кожа на запястьях, пожалуй, ничего серьезного.
— Что Вы сделали со мной! — воскликнула женщина.
— Как я уже говорил тебе прежде, — пожал я плечами, — это не я, это — твоё тело и твоя чувствительность.
— Если бы я была рабыней, то Вы владели бы и тем и другим, Вы владели бы всём!
— Ты — свободная женщина, — в который раз уже напомнил я.
Ина бросила на меня дикий, полный невысказанного протеста, взгляд.
— Это — твоё тело, — объяснил я.
— Но именно Вы заставили его сделать то, что Вы хотели, — сказала она, — вести себя так, как Вы пожелали!
— Возможно, — не стал отрицать я.
Первым делом я рассоединил верхние колодки, освободив шею Ины, и отложив уже ненужные доски в сторону.
— Я ничего не могла с собой поделать, — пожаловалась она. — Вы заставили меня почувствовать себя марионеткой на ниточках, за которые Вы дёргали!