— Верно, — кивнул я. — Ты продал её?
— Нет, — сообщил он мне наконец.
— То есть, она всё ещё у тебя? — осведомился я.
— Конечно, — ответил торговец.
Признаться, я был чрезвычайно обрадован этой новостью. Если честно, то это была одна из причин, по которой я прибыл в окрестности Брундизиума.
— И где же она? — поинтересовался я.
— В фургоне, — указал он.
— Почему? — несколько удивился я.
— А так безопаснее, — развёл он руками. — Слишком многим мужичинам она приглянулась. Опасаюсь, что её просто могут украсть.
— То есть Ты хочешь сказать, что не использовал её, как Амину и Ремис в качестве сдаваемой в аренду рабыни, — сделал вывод я.
— Нет, — признал Эфиальт.
— Но Ты же поставил ей клеймо и надел ошейник? — спросил я.
— Нет, — ответил он.
— Почему? — удивился я.
— Она не была задолжавшей шлюхой, — пожал он плечами.
Задолжавших женщин, неспособных платить по своим счетам, на Горе обычно порабощают, а доходы от их продаж, должны пойти их кредиторам, чтобы погасить хотя бы часть задолженности.
— Но она — пленница, — напомнил я.
— Верно, — кивнул маркитант.
— Разве у неё нет потребностей, и она не готова для неволи? — уточнил я.
— Вполне, — заверил меня Эфиальт.
Для того чтобы узнать это о Фебе мне даже не требовалось проводить много времени в её обществе, хватило одного взгляда на неё, когда она встала передо мной на колени во дворе «Кривого тарна».
— Разве это не жестоко отказывать женщина когда её мучают потребности и она готова для неволи? — поинтересовался я.
— Полагаю что да, — признал мой друг.
— Почему же тогда, Ты не распространил на неё милосердие ошейника и плети? — спросил я.
— Я не ожидал, что Ты задержишься столь надолго, — объяснил он, — а потому полагал, что Ты сам мог бы уделить внимание к таким деталям, если и как бы тебе этого захотелось.
— Понятно, — кивнул я.
— В конце концов, — развёл руками торговец, — она — свободная женщина и твоя пленница, а не моя.
— Верно, — вынужден был признать его правоту я.
— Так что, я решил, что будет лучше отложить этот вопрос до твоего возвращения, — добавил Эфиальт.
— Теперь я всё понял, — заверил его я.
— Вот только, прежде чем передать её под мою ответственность, — усмехнулся он, — похоже, Ты раздул рабский огонь в её животе.
— Возможно, — не стал отрицать я.
— Она часто мучилась, — сообщил мне маркитант.
— И не была удовлетворена? — уточнил я.
— Нет, — развёл он руками. — Зачастую мне приходилось заковать её руки в наручники за спиной и крепить их верёвкой на талии.
— И Ты не поработил её даже после этого? — удивился я.
— Нет, — ответил Эфиальт.
— Ну ладно, — махнул я рукой, — по крайней мере, это не то же самое, как если бы она была рабыней, и познала беспомощность возбуждения полной рабыни.
— Правильно, — кивнул маркитант.
— Это придёт к ней позже, — заметил я.
— Конечно, — признал Эфиальт.
Честно говоря, меня позабавило то, что красотка Феба оказалась во власти таких потребностей.
— Конечно, возможно, я был не прав, — расстроился маркитант, — и мне следовало бы проследить, чтобы её шея заняла своё место в пределах некого подходящего окружения, и чтобы её бедро было подвергнуто поцелую некого подходящего для данного случая железа.
— Да ладно, всё в порядке, — успокоил я его. — Думаю, у меня не займёт много времени на то, чтобы проявить внимание к этому вопросу.
— Я полагаю, что Ты имеешь своего рода некие планы для неё, — заметил Эфиальт.
— Да, — признал я, поскольку, действительно, имел превосходный план для горячей красотки Фебы.
Маркитант выразительно посмотрел в сторону Амины и Ремис.
— Конечно, — кивнул я, без слов поняв его намёк.
Не стоило обсуждать перед ними планы в отношении Фебы, поскольку она тоже была женщиной. Пусть они все помучаются в ожидании, прежде чем узнать то, что должно быть сделано с ними. Впрочем, поскольку они обе уже были рабынями, а она всё ещё номинально оставалась свободной женщиной, то сомнительно, что они решатся заговорить с ней.
— Ты не голоден? — осведомился Эфиальт.
— Признаться, есть немного, — не стал отказываться от возможного угощения.
— Тогда прошу разделить со мной котелок, — предложил он.
— Был бы рад, — ответил я.
Прежде чем зайти за угол фургона, я окинул взглядом Амину и Ремис, которые тут же испуганно отвели глаза. Они понимали, что сейчас, по другую сторону фургона, мужчины за ужином будут решать их судьбу.
— Ну и где же Феба? — полюбопытствовал я, поскольку войдя в фургон, я сколько не осматривался, но так её и не увидел.
— Так вот же она, — указал Эфиальт.
— Ну да, конечно, — наконец сообразил я, увидев лежавший на настиле фургона тяжёлый кожаный рабский мешок, с наглухо завязанной горловиной.