Скитальцы космоса

Будучи ксенологом–любителем, он больше заинтересовался формами внеземной жизни, нежели материалом, из которого они были сделаны. У всех на борту “Королевы” было какое‑нибудь хобби. Монотонность долгих путешествий в гиперпространстве, когда многочисленные обязанности занимают мало времени, а теснота помещений способствует раздражительности, заставляли искать занятия для мозга и рук. Каюта Джелико была завалена изображениями редких животных и чуждых созданий, которых он изучал в их родной обстановке, и о которых делал тщательные записи. У того же Тау была магия, у Муры не только растения, но и миниатюрные пластмассовые шары, внутрь которых он заключал причудливых насекомых с чужих миров. Но Уикс никогда раньше не показывал свои работы и теперь наслаждался производимым эффектом, артистически демонстрируя фигурки своим товарищам. Суперкарго снова вернулся к основной теме:

— Вы хотите все это отдать для торговли? — резко спросил он. — Сколько их у вас?

Уикс, доставая третий, а за ним и четвертый подносы, ответил, не глядя:

— Две сотни. Да, я хочу отдать их, сэр.

Капитан вертел в руках отлично сделанную фигурку астранского дускорпа.

— Жаль их продавать, — громко сказал он и затем добавил: — Вафт или Халфер должны оценить их не только по запаху.

— Не беспокойтесь, сэр, — улыбнулся Уикс, — я изготовлю еще. Думаю, что компания не сможет предложить им что‑либо подобное, — добавил он с чувством гордости.

— Конечно, не сможет! — ответил Ван Райк.

Так они строили планы на будущее, а затем разошлись спать по каютам. Дэйн знал, что его промах не забыт и не прощен, но он слишком устал, чтобы думать об этом сейчас, и уснул так, будто совесть его была чиста.

Однако наутро выяснилось, что лишь несколько сарголийцев низших рангов явились для торговли и никто из них не предложил ничего ценного. Жрецы в качестве нейтральных судей отправились распределять участки с камнями корос, а воины под руководством вождей кланов были заняты сбором камней. Из полученных крох информации земляне поняли, что сбор камней корос никогда не проводился в таких масштабах. К вечеру подоспела еще одна новость, гораздо более тревожная. На Вафта, вождя одного из двух самых могущественных кланов, напал горп, когда он руководил сбором камней корос на мелководье. Вафт был убит. Необычная активность сарголийцев в районе мелких озер вызвала появление целых полчищ этих разумных и злобных рептилий. Горпы нападали и убивали, прежде чем сарголийцы сумели организовать достаточную защиту от них. В полном молчании горпы сначала перебили часовых сарголийцев, а затем напали на собирателей камней.

Какое‑то количество жизней сборщиков и рыбаков должно было быть отдано за камни, сарголийцы предвидели это заранее. Но смерть вождя — это совсем другое дело, и она должна была вызвать далеко идущие последствия. Когда эта новость дошла до сарголийцев, собравшихся вокруг “Королевы”, они немедленно скрылись в травяном лесу и впервые с момента приземления земляне освободились от глаз тайных наблюдателей.

— Что же будет? — спросил Али. — Неужели они прервут с нами торговлю?

— Это было бы большим несчастьем, — согласился Ван Райк.

— Может быть, — сказал Дэйну Рип, — они считают нас ответственными?

Но Дэйн, вообще болезненно относившийся ко всем перипетиям торговли с сарголийцами, сам пришел к такому же выводу. Земляне, не зная, какую тактику избрать в подобной ситуации, мудро решили ничего не делать — время покажет, но, когда на следующий день не явился ни один сарголиец, люди забеспокоились. Вызвала ли смерть Вафта войну между кланами за наследство, где каждый клан поддерживает одного из претендентов? Или, что было более вероятным и опасным, сарголийцы пришли к выводу, что “Королева Солнца” ответственна за случившееся и готовились к “теплому” приему любых торговцев, которые осмелятся к ним явиться?

Поскольку все это было возможным, экипаж “Королевы” не отходил далеко от корабля и пределом их прогулок была опушка травяного леса, из которого за ними могли незаметно наблюдать. Однако вскоре с шумом явился вестник от сарголийцев. Это был молодой воин в блестящем и разорванном платье, клочья которого свисали с его плеч в знак траура. В одной руке он держал погасший факел, а в другой — обнаженный коготь–нож, лезвие которого сверкало в лучах яркого солнца. За ним следовала группа слуг в разорванных плащах и тоже с обнаженными ножами.