Скитания

В вестибюле он встретил Моппеля. Маленький человечек выглядел съежившимся и сморщенным. Ему было уже почти семьдесят, но он еще преподавал. У Моппеля как раз был свободный урок, и он позвал Герхарда в учительскую.

— Почему призвали Ремиша?

Моппель зло хихикнул:

— Спекуляция продуктовыми карточками… Другие сели в тюрьму на приличные сроки, а его вовремя вытащила партия. Они там все заодно!

Ну и ну! Ремиш — вор, враг народа! Герхард был возмущен, что привратник ни словом не об этом не упомянул.

— Но об этом громко не говорят, — предупредил Моппель.

Доктор Галль встретил своего бывшего ученика высокопарными словами:

— Может быть, вы могли бы… перед всем ученическим составом… о событиях на фронте…

Герхард придумал правдоподобную отговорку: что мог рассказать он, не совершивший никаких подвигов?

Он бесцельно бродил по центру города. Около рыночной площади ему встретился Хельмут. Он шел в сопровождении пышной блондинки. Она была несколько выше своего кавалера и определенно старше. Рядом с ней Хельмут выглядел совсем мальчишкой.

Герхард свернул за угол. Зачем Хельмуту понадобилось врать? Мог бы просто сказать, что сумел одержать победу. Герхард был глубоко задет: он не мог понять, как случайное знакомство могло оказаться важнее многолетней дружбы.

В последующие дни он замкнулся в себе. Дождливая погода только усиливала дурное настроение. Он много читал или играл с отцом в шахматы. Родители радовались, что сын так много времени проводит дома.

Друзья коротко увиделись только перед отъездом Коппельмана. Разговор не клеился, былая сердечность не возвращалась.

— Ну, тогда будь здоров, малыш, — сказал на прощание Герхард и на мгновение ощутил узкую ладонь Хельмута в своей руке.

***

Пришли два письма. В одном сообщалось о назначении фенриха Гербера в отряд сторожевиков. Герхард вздохнул:

— Опять это старье и опять Сен-Мало! Видно, мне всю жизнь суждено плавать на этих калошах!

Другое письмо пришло из Укермарка. Гербера спрашивали, не имеет ли он времени и желания провести последние дни своего отпуска в гостях у семьи Гребен.

Герхард был польщен. Но больше всех взволновался отец, с благоговением рассматривая герб на листе бумаги. Его Герхард приглашен к аристократам! Это гораздо важнее какого-то дурацкого назначения.

На следующий день Гербер-старший принес домой кипу книг. Он старательно изучил все, что только можно было найти об этих прусских дворянах.

— У Фердинанда Вильгельма IV адъютантом был один из фон дер Гребенов…

Герхарду пришлось выслушать массу советов о правилах хорошего тона, превосходящих даже те старомодные наставления, которые им вдалбливали в Мюрвике.

Фрау Гербер принялась за сборы. Она была родом из деревни, у ее родителей было хозяйство с десятью коровами и тремя лошадьми.

— Разузнай там получше, сколько у них моргов земли, сколько скота. — По этим данным мать определяла степень богатства.

Герхард решил в любом случае завысить цифры, чтобы лишний раз порадовать ее.

Наконец он отправился в путь. Он дал телеграмму о своем приезде, и молодой Гребен встретил его на вокзале в Пренцлау. В повозке, запряженной парой лошадей, они проехали несколько километров по лесной дороге до поместья.

— Обычно мы ездим четверкой, — извиняющимся тоном произнес Гребен, — но теперь, в войну…

Повозка остановилась перед большим домом, сложенным из светло-желтых камней. Крыша, увенчанная шестигранной башенкой, была покрыта черепицей. Несмотря на высокие окна, четырехэтажное здание выглядело приземистым и неуклюжим. Широкая лестница с коваными перилами вела на веранду. Веранда была покрыта стеклянной крышей явно после завершения всей постройки и нарушила архитектурный облик фасада.

Пожилой слуга принял у Гербера чемоданы. Он был одет в черную ливрею и толстые белые чулки, которые носили еще во времена Гете. Герхард заметил, что слуге тяжело нести два чемодана. Но когда он сделал движение, чтобы помочь, Гребен жестом отстранил его — это не принято.

Проходя по мрачному коридору, Герхард увидел в открытую дверь высокий зал с выложенным мозаикой полом.

В верхнем этаже комнаты были несколько уютнее. Везде стояла массивная мебель, какой Герхард ни разу не видел. В комнате для гостей, приготовленной Герхарду, стояли трехметровый шкаф и громадная кровать. Старинная печь достигала таких гигантских размеров, что Герхард подумал: не очень-то приятно жить здесь зимой, когда это чудовище работает в полную силу.

Седого слугу назвали Тобиасом. Старомодными оборотами речи он произвел на Герхарда впечатление сказочного существа из далеких времен.

— Господин фенрих, позвольте мне почтительнейше осведомиться, когда вы, господин фенрих, будете готовы, чтобы быть принятыми госпожой графиней?

Какой графиней? Ведь Гребены бароны! Тобиас тактично просветил его: мать Гребена — урожденная графиня, и она придает большое значение тому, чтобы и в замужестве именоваться этим титулом.