Скитания

Свернул в малолюдство; какая-то женщина одиноко свистнула — была она как привидение, сошедшее с ума. Заядлов глянул вверх: там были небесного света небоскрёбы, и в каждом окне было, может быть, по бриллианту.

Он не любил плясать перед небоскрёбами.

Итак, появилась какая-то новая, почти доисторическая тень, как будто раньше он вообще жил без подлинной тени, оставаясь золотым счастливым человеком.

Спустя три недели тень эта даже стала драться — словно из тени высунулся коготь. И тогда он захохотал.

— Боже мой, я всё понял, — кричал он в стену. — Это не сумасшествие, а, напротив, обратный процесс! Я наконец становлюсь нормальным!

И он юрко, несмотря на драчливую тень, засеменил к своей новой жене.

Действительно, когда сдуло жену-эмигрантку, он приобрёл вторую — из местных, старуху лет семидесяти, якобы почти без средств, но всё-таки с небольшими деньгами, которые она не тратила с детства. Потому и накопилось. Собственно, формально женат он не был, только — друг дома и полулюбовник. Приходил он к ней раз в полгода или, может быть, раз в три месяца — и это считалось большой неразлучной дружбой. Почти мечтой.

Вот перед ней-то Заядлов и любил плясать.

Старуха — Мэри — терпела и это, скаля не то звериные, не то стальные зубы, и всё время спрашивала Заядлова:

— How are you?

Тот отвечал грустным кивком.

Чужое небо Нью-Йорка с его ординарными звёздами уже не мучило его…

Следовательно, после появления драчливой тени он понёсся к Мэри — на забытом даже адом метро.

Мэри встретила его своей прежней, жизнерадостно-мёртвой улыбкой:

— How are you?

Много, много раз слышал это приветствие Виктор, от всех просвещённых людей Запада. И не всегда реагировал правильно на эти слова: ведь он был чужеземец.

На этот раз он просто поцеловал Мэри, и они стали смотреть телевизор. Иногда Мэри опять спрашивала: «How are you?» — или о погоде: «Не правда ли, хорошая погода сегодня?»

Потом, после выступления регбистов и литераторов, она сообщила Виктору, что скоро умрёт, так как у неё серьёзный рак. Заядлов промолчал, не веря, но Мэри добавила, что для неё это большая проблема и что к ней уже давно ходит (она тратит на это немалую сумму денег) приличный психоаналитик: он объясняет ей, что теперь делать и о чём думать. Виктор улыбался, как во сне, по-прежнему не веря, и ушёл, смущённый.

А через два дня его тень стала разговаривать.

У Виктора пот ушёл внутрь лба. А потом он разучился удивляться. Впрочем, слова тени были пророческими: «Не смотри на своё отражение в зеркале… Не смотри… Ты понял это?»

Утешило его только то, что на самом деле говорила уже не его тень, ибо трудно было назвать то, что он видел рядом с собою, его тенью — лица, например, уже не существовало, но грудь выделялась и особенно борода, хотя на самом деле никакой бороды у него в земной жизни не было.

Но всё-таки часто — на стене, в углу, где-то в полуклозете, среди смелых тараканов — мелькала и его бывшая тень, но опять-таки в ней то оказывался птичий нос, то коровье ухо, то горб демона, то ещё что-нибудь почище.

Если появлялся горб, то Заядлов обычно быстро бормотал, но горб — тот, как правило, упорно молчал. А пророчество тени несуществующей бороды (относительно зеркальца) Виктор запомнил на всю жизнь.

Собственно, зеркал в его комнате никогда не было (там вообще почти ничего из предметов не существовало), но Виктор стал теперь шарахаться от зеркал и на улице, и в кафе, и где-нибудь в рекламном бюро.

Но одновременно его стали манить к себе зеркала. И он, становясь на цыпочки, пытался заглянуть туда. Но в последний момент страх опрокидывал его назад, а ум свирепел: «Гляди, умрёшь, если увидишь своё отражение». Так и жил он многие дни, вздрагивая от возможности увидеть…

В конце концов он снова решил сходить к жене.

Мэри встретила его с доктором. Белый костюм сидел в комнате и оказался психоаналитиком.

Виктор ответил самому себе, что цивилизации непонятны друг другу.

Психоаналитик же твердил своё:

— Да, Мэри, согласно диагнозу, вы через недели три умрёте. Но у вас ещё много впереди: целые три недели. Живите активно. Гоните негативные мысли и не думайте о смерти. Наслаждайтесь! Самое главное: наслаждайтесь! Секс (но в меру), гипноз, хорошая еда — всё годится. Наслаждайтесь — чем можете!

Мэри улыбнулась:

— Я согласна. А как же на том свете, если он есть?

— Если он есть, то думайте о нём только в терминах наслаждения.

— О’кей, — ответила Мэри.

— О’кей, — сказал фрейдист.

— А как же деньги? — спросила Мэри.

— Деньги будут и на том свете, — ответил психоаналитик. — В символах. Косвенно. Но реально. Ибо деньги — не только деньги… Это — наше сверх-Я.

— Не понимаю о сверх-Я, но о деньгах понимаю, — ответила Мэри. — Милый, — обратилась она впервые за этот раз к Виктору. — Через три недели я умру. Всё, оказывается, подсчитано. У меня в банке останется немного денег. Доктор говорит, что это чудо, потому что даже у мёртвой у меня будут деньги! Ты знаешь, я счастлива!

Виктор промолчал.