Скитания Анны Одинцовой

Ранним августовским утром, когда уже в воздухе чуялось приближение холодов и даже кое-где теряющая яркую зелень трава покрывалась быстро тающим сверкающим инеем, начали готовить караван. Мужчины ушли собирать стадо, а женщины во главе с Вэльвунэ сложили яранги, пологи, нагрузили и увязали нарты. Анна Одинцова работала наравне со всеми, и молодые женщины из соседних яранг только дивились ее проворству и способности быстро все перенимать. Несколько раз она слышала одобрительные возгласы, обращенные к ней, и это заставляло ее с удвоенной энергией работать. Поневоле приходилось разговаривать только по-чукотски. Даже со своим юным мужем Анна предпочитала объясняться на его родном языке, он с удовольствием заметил: «Ты уже заговорила на настоящем женском, чукотском языке». Как оказалось, в чукотском разговоре соблюдалась интересная фонетическая особенность: некоторые звуки для женского произношения считались неприличными, особенно «р», которое заменялось повсюду на твердое, смачное, цокающее «ц».

В ожидании упряжных оленей, Анна пристроилась на одной из нарт и достала тетрадь.

«22 августа 1947 года. Я уже не упомню, какой это день недели. Надо считать назад, но это уже не столь важно в моем нынешнем положении. Меня почему-то пугает будущая встреча с цивилизацией, хотя едем мы не в какой-то город, а в чукотское селение, Уэлен. Но там уже есть деревянные дома, магазин, школа, полярная станция, радио, кое-где даже электричество и даже кино. Не говоря уже о русских… Потянет меня назад, и хватит ли у меня сил не поддаться искушению? Ведь можно жить и в Уэлене и время от времени наведываться в тундру. Кстати, такой вариант предлагал мне учитель Лев Васильевич Беликов…»

Анне не удалось дописать страницу: из-за пригорка показались ездовые олени, которых гнали пастухи.

3

Ринто шагал впереди каравана. Торчащая во рту трубка не горела, а лишь помогала размышлениям. Он был уверен, что Анна Одинцова не устоит перед искушением и останется в Уэлене, где живут ее соплеменники, где есть деревянные дома с настоящими комнатами, с застекленными окнами, с печками, где есть баня и время от времени даже показывают кино. Конечно, жаль Таната. Пусть жестокий, но урок для него: не будет сгоряча кидаться на белую тангитанскую женщину.

Танат правил передними оленями, то становясь на бегущий полоз, то скача рядом с упряжкой по качающимся тундровым кочкам. Осеннее путешествие в Уэлен завершало годовой цикл общения с морским берегом, с той частью чукотского народа, который, в отличие от чаучу, занимался промыслом морского зверя. Несмотря на наличие в Уэлене магазина, вместительных складов, осенняя встреча тундровых и морских людей по сути являлась ярмаркой, где оленьи шкуры, камусы[20], напрямую обменивались на продукты морского промысла — моржовые, лахтачьи[21], нерпичьи кожи, ремни, жир, копальхен[22], а в последнее время в торговый оборот включились и тангитанские товары — ткани, нитки, иголки, табак, чай, сахар, мука. Каков был меновой эквивалент, об этом никому, кроме участников, не было известно. Очевидно, совсем нередко передача товара шла как бы кредитом, большинство привлекала внешняя сторона встречи: возможность побывать в оленеводческом стойбище, встретиться с друзьями и родственниками и, самое главное, посетить песенно-танцевальное состязание возле Священного камня, на которое еще недавно приезжали на громадных байдарах знакомые и родственники из эскимосских поселений на другом берегу Берингова пролива. Нынче, впрочем, как и в прошлом году, их не будет: государственные отношения между США и СССР разладились. Ходили смутные слухи: вроде бы американцы намеревались завоевать Чукотку и установить на ней чуждый бедным и обездоленным капиталистический строй. В бухту Провидения и в Анадырь прибыли советские войска с танками, пушками и боевыми самолетами.