Скитания ворона

Старая цыганка начала обводить костлявой рукой берег, прибрежную рощу, кремовый купол Занаду...

— Я не хозяйка...

Цыганка остановила руку, показав на что-то, находящееся у Тани за спиной.

Ребенок строил город из песка. Только это уже была не черноволосая девочка, а светленький мальчуган, совсем еще малыш.

— Твой сын, — сказала цыганка. — Хозяин Занаду.

— Но у меня нет сына. Только дочь.

— Твой сын, — повторила старуха. — И внук.

— Сын и внук? Так не бывает...

— Так бывает, — сказала цыганка и повернулась к своим. — Анна, пляши!

Запела скрипка, и девочка с плавным взмахом руки, закружилась, извиваясь в пламенном танце.

— Огонь, Танюша, — грустно сказала бабка. — Кто хороший, тот не сгорит... Огонь очищает.

Не в силах отвести взгляда, Таня заворожено смотрела на девочку — и вдруг поняла, что это та же самая девочка, что явилась ей на берегу, только старше, лет одиннадцати...

* * *

— Нюточка! — крикнула Таня Дарлинг, резко взмахнула рукой, отгоняя видение, перевернулась, раскрыла глаза и удивленно моргнула, не сразу поняв, где она находится.

Она лежала на кровати в светлой, небедно обставленной спальне. Окно было открыто, занавески колыхались на ветру. Снаружи доносился шум моря.

Из смежной комнаты, через открытую дверь, доносился самозабвенный храп Сони.

Таня прикрыла глаза, глубоко вдохнула-выдохнула, откинула покрывало, бодро встала.

Прошлась по комнате, на ходу разминая суставы. Напевая вполголоса, выглянула на балкон, с наслаждением втянула в себя чистейший воздух.

Запела погромче:

— Не надо печалиться, вся жизнь впереди! Вся жизнь впереди... — Она подошла к Соне, энергично встряхнула покрывало. — Эй, солнце, взойди!

Соня заворочалась.

— М-м-м... Да что такое... Поспать уже нельзя...

— Вставайте, ваше сиятельство! Сон на закате вреден для здоровья! Синяки под глазками, потеря товарного вида.

Соня протерла глаза, посмотрела на Таню.

— Который час?

— Да уж шесть скоро... Давай, давай, поднимайся, мы когда приехали, а еще не купались! Окрестности не осматривали! С хозяевами так и не познакомились! Позор на мою седую голову! — Нам же передали, что ждут к ужину ровно в девять. А то той поры я бы еще повалялась... Пароход, обед... Разморило...

Таня настаивать не стала. Тихо прикрыв за собой дверь, она спустилась по витой лестнице в просторный беломраморный холл и вышла в сад.

От раскрывшейся перед нею красоты дух захватывало. На всем пространстве, насколько хватало взгляда, царили цветы — в клумбах, в затейливых партерах, перемежаясь с камнями и кустарниками, на высоких шпалерах. Особенно много было роз, их пьянящий аромат, мешаясь с йодно-озоновым запахом морского бриза, кружил голову, и Таня не сразу заметила, что из-под мощного, раскидистого кедра, одиноко стоящего посреди раскинувшейся по правую руку лужайки, на нее смотрят две пары глаз — старика и маленького, годиков двух мальчонки. Встретившись с ними взглядом, Таня улыбнулась и помахала рукой. Старик помахал в ответ.

Подойдя поближе, она увидела, что под деревом насыпана куча желтого песка, белокурый малыш сидит в ней и колотит совочком по крышке пластмассового ведерка, а старик, склонившись рядом, что-то чертит палочкой на песке.

— Здравствуйте! Я — Таня Дарлинг, давняя подруга Лиз. А вы, наверное, господин Рабе, мне Лиз много о вас рассказывала. Хочу от души поблагодарить вас за любезное приглашение погостить на вашем райском острове...

— Милая барышня, я не очень силен в английском, — медленно, с чудовищным акцентом проговорил старик. — Если вы говорите по-немецки или по-французски...

— Bien, — согласилась Таня. — Alors, Monsieur Rabe, je suis<Хорошо... Итак, мсье Рабе, я...(франц.)>... — Она повторила свою речь на безукоризненном, чуть суховатом французском.

Старик улыбнулся.

— Дитя мое, я очень рад, что вам нравится в моих владениях. Простите, что не успел лично встретить вас, мы немного загулялись с этим юным господином... Кстати, его зовут Нил.

— Простите?..

— Нил. Довольно редкое русское имя. Фантазия нашей мамочки, вы же знаете, она помешана на всем русском.

— Простите, кто?..

— Да Лиз же. Нил — ее сын. Неужели она вам ничего не рассказывала? Замечательный юноша, одна беда — большой молчун.

Малыш поднялся, деловито обтер ручки о синие штанишки и потрогал Таню за колено.

— Мама!..

Из окна своей спальни Лиз сквозь занавеску смотрела, как ее Нилушка, ее сыночек, бойко семенит по лужайке, держась за руку Тани Дарлинг, улыбается, лопочет что-то. Вот они подходят к белому садовому столику с вечными дедушкиными шахматами, вот Таня усаживается в плетеное кресло, а этот негодник лезет к ней на колени, теребит сережку...

Лиз дернула за занавеску, нежная ткань треснула, Лиз отшвырнула оставшийся в руках длинный обрывок.

Нервы, нервы, нервы!