Скитания ворона

— Погоди, не перебивай... Сигару твою, что ты мне на сохранение дал, я не уберег... Схоронил, понимаешь, на барже, в самом укромном уголочке, куда ни одна сволочь сунуться не догадается, а она и того, баржа-то...

— Что «того»?

— Утонула, вот чего! Как-то возвращаемся мы с Жажкой с промысла домой — а дома-то и нет, одна труба торчит из воды. Не нырять же, сам подумай...

— И ничего не осталось?

— Только что при себе было... Ну, и пошли мы себе дальше, а что делать, жаловаться некому, и страховку никто не заплатит... Вскорости нашли себе новое пристанище, в подвале под котельной. Не то, конечно, темнотища, да и сырость... Пару зим перекантовались кое-как, а потом здоровье совсем ни к черту стало, еле-еле на улицу выползал. А тут пошел как-то пропитание добывать, и прямо на улице грохнулся, хорошо, добрые люди подобрали, сюда вот определили. Хорошо здесь помирать, самое место, чисто и тихо...

— Не говори так! Тебя вылечат, обязательно вылечат...

— Чушь! Да и не хочу я, давно уж душа на покой просится... Одно только не отпускает, к Боженьке-то, как там Жажка моя, хоть и проблядь последняя, а все живая душа... Ты, парень, разыщи мне ее, понимаю, не просто это, но ты разыщи... Может, так и сшивается у нашего подвала, так я тебе скажу, как его найти... Эй, ты чего лыбишься, я смешное сказал?

И каким зрением углядел слепой клошар улыбку, лишь чуть-чуть тронувшую губы Нила?

— Фил, я хотел тебе сказать, но ты не дал мне и слова вставить... Понимаешь, Жажа... она здесь, внизу, ее не надо искать, она сама нашла меня у входа в корпус, и я сказал, что это моя собака...

— Ты сказал, что это твоя собака... И ты действительно готов заботиться о ней, когда я... когда меня не станет?

— Готов.

— И ты не сдашь ее на живодерню, не пристрелишь, не утопишь, как утопили ту русскую собаку... ну, ты еще рассказывал...

— Я рассказывал? Про Муму?

— Да, да, ее звали Муму... Ты клянешься?

— Я? Да, Фил, я дам ей все, о чем только может мечтать собака.

— Не врешь? Ладно, ступай, приведи мне ее. Ты должен повторить это в ее присутствии... Да и позови этого адвокатишку пархатого, он тоже нужен.

Чувствуя себя полным идиотом, Нил вышел в коридор.

У окна маялся без дела адвокат Зискинд.

— Он просит вас, — сказал ему Нил. — А я иду вниз. Помните, та псина, что у входа облизала мне ботинок, а вас облаяла? Так вот, это его собака, он просил привести ее...

Нил замолчал. По коридору деловито трусила Жажа. И такое мудрое создание — на живодерню? Да никогда!..

— Итак вы, господин Нил Баренцев, проживающий в городе Париже по адресу... в присутствии двух свидетелей, госпожи Софи Пейрак, медицинской сестры, и господина Мохаммеда Диба, служащего охраны, добровольно принимаете на себя все обязательства, сопряженные с обеспечением достойного содержания особы, известной под именем Жажа, собаки, женского пола, порода неизвестна, цвет белый, возраст шесть лет?

— Принимаю.

— Распишитесь вот здесь... и здесь. Свидетели, распишитесь. Благодарю вас. Переходим ко второму документу.

Адвокат Зискинд поправил очки, поднес к глазам исписанный лист гербовой бумаги, откашлялся.

— «Я, Филипп Корбо, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю все свое движимое и недвижимое имущество единственному моему наследнику Баренцеву Нилу...» Мсье Корбо, подпишите, будьте добры...

Адвокат положил завещание на разлинованную дощечку, на которой регистрировалась температура больного. Охранник-араб поднес дощечку к груди Филиппа, медсестра вложила ему в руку авторучку и подвела руку к нужному месту.

Филипп поставил закорючку и в изнеможении откинулся на подушку.

— Господа, теперь вы, — обратился адвокат к свидетелям. — Подпишите здесь и здесь, все, вы свободны, благодарю вас. Господин нотариус...

Вызванный по этому случаю штатный больничный нотариус, пожилой, с бархатной бородавкой на носу, с важным видом скрепил документ надлежащими печатями и расписался.

— Вот так, парень, вступай в права наследства... — прошептал Фил, хотел рассмеяться, но только закашлялся.

Кашлял мучительно, долго, прибежавшая по звонку медсестра брызнула ему в рот из ингалятора и сделала укол. Фил схватил ее за руку, по лицу его пробежала судорога. Посиневшие губы шевелились, будто он силился произнести одно короткое слово, но все не получалось.

— Жажа, — догадался Нил. — Он хочет попрощаться с собакой. Жажа!

Он приоткрыл дверь туалета, оттуда пулей выскочила Жажа и прыгнула на грудь Филиппа, перепачкав простыню своей грязной шерстью.

— О! — Медсестра чуть не грохнулась в обморок. — Это неслыханно! Вы привели с собой в палату этого грязного пса и все время прятали его здесь! Это вопиющее нарушение наших правил....

— Да наплюйте вы хоть раз на эти правила! — прошипел Нил. — Вы что, не видите, человек умирает...

— Но антисанитария!

— Черт побери, вот вам на дезинфекцию!

Нил, не глядя, выгреб из кошелька несколько купюр, сунул медсестре, оторопевшей от такого напора.