Соорудив носилки, мужики унесли покалеченного парня в скит. Раздосадованные вороны всполошились и долго недовольно кричали - не сбылись их надежды на скорую поживу.
Кость срасталась медленно. По настоянию деда, Корнея перенесли к нему. Лишь только к осени парень начал потихоньку подниматься и, опираясь на дедов посох, ходить возле хижины.
Дни вынужденного безделья для Корнея не пропали даром. Они с дедом часто и подолгу беседовали о Боге, предназначении человека, заповедях Христа. Никодим продолжал посвящать внука и в тонкости лекарского искусства. Подробно рассказывал ему о своей юности, о завещании святого Варлаама, о бесценных реликвиях, хранимых в скиту. Душевная близость, связывающая деда с внуком сильнее кровных уз, за эти месяца общения возросла многократно. И Корней решился наконец поделиться с дедом сокровенной мечтой - повидаться с эвенкийской роднёй.
- Ишь, чего удумал! Али забыл про то, что сколько раз наши люди покидали пределы Впадины, столько же раз Господь наказывал нас.
- Деда, я это все понимаю, но тебе лучше меня ведомо, что все равно из Впадины выйти придется: соль на исходе и взять ее здесь негде. В острог идти - только поганиться. А вот за перевалом, в долине Большой реки, там, где кочует моя родня, отец сказывал, мощных солончаков великое множество. Я мог бы заодно соли там заготовить.
Отшельник от такого неожиданного довода задумался. И когда внук уже решил, что дед не желает обсуждать эту тему, произнес:
- А что? Пожалуй, стоит потолковать с Маркелом. Даст Бог, вымолю согласие.
Но наставник был непреклонен - "Глядикась, чего удумали. Забыли чем всё это кончается!". Отчитав назидательно прежде Елисея, призвал он к себе для вразумления и неугомонного крестника.
Когда тот вошёл в горницу, Маркел движением величественной головы, подал знак садиться:
- Сказывали мне про твое желание навестить родню кочевую... Что скажу - предков грех забывать, но твоё благое намерение может обратиться на пагубу всей общине.
- Так я ж не к нечестивым острожникам, а к непорочным детям леса прошусь, на восполнение запасов соли для скита... Батюшка, Господь милосерден, будьте и вы милостивы! Не откажите в моей просьбе доставить пользу общине.
Маркел сурово отрезал:
- Похоже, ты забыл, что послушание и покорность не только перед Богом, но и наставником, и всеми старшими в нашей общине святы? Ступай! Не зрел ещё!
Корней смиренно выслушал и, попросив прощения за дерзость, со слезами на глазах направился к выходу. Удовлетворенный старец неожиданно остановил его:
- Повремени. Я пытал твою благочинность, ибо в писании сказано: "Искуси и познай".
Тут Маркел умолк, как бы раздумывая. Поколебавшись, все же продолжил:
- Было мне давеча во время вечери видение. Явился святолепный Варлаам и молвил: "Ступайте и несите имя Божье иноплеменцам лесным! Молодыми укрепится скит ваш". И помыслилось мне, что неспроста сие сказано. Стало быть не грех нам общаться с местными инородцами. Похоже, тебя сам Господь надоумил к эвенкам проситься... А теперь ступай и хорошо подумай, кого возьмешь в напарники. Одного не пущу... Да позорче выбирай.
Наставник встал, взял образ в богатом окладе и благословил Корнея.
Маркел, твердый и непреклонный в вере, в жизни был человеколюбив и правосуден. Скитники любили наставника не только по долгу, им привычному, но из святой благодарности за ладно устроенную жизнь, умение решать проблемы без обиды, по совести. Никогда не возвышал он голос, не бранил грубо, но не возможно было ни устыдиться взгляда его и немого укора.
Из семнадцати дворов в скиту ровней Корнею было только шестеро ребят. Остальные либо много старше, либо совсем еще отроки.
У самого близкого друга Матвейки недавно народилась двойня, и ему недосужно отрываться от семьи. Посему Корней сговорился идти за солью с внуком Марфы - Захаром, рослым увальнем, полной противоположностью своей шебутной бабке.
Строгая, обособленная жизнь скита не давала возможности братии расслабиться даже зимой. Хозяйственные дела требовали много сил и времени. Корнею с Захаром с трудом удавалось выкраивать время для подготовки к дальней дороге. А тут еще, как только морозы немного поутихли, их с тремя самыми дюжими мужиками отправили на заготовку леса для ремонта обветшавшего частокола и скитских ворот.
Чтобы за короткий день успеть сделать по более, лесорубы ночевать оставались в зимушке, сооруженной прямо на деляне.
Работали усердно. Безостановочно валили, шкурили деревья. К несчастью, одно рухнуло на бурелом в котором медведь устроил берлогу. Разъярённый тем что, его так бесцеремонно разбудили, косолапый с рёвом вылез наружу; поднялся во весь рост и, вскинув когтистые лапы, двинулся на оказавшегося рядом Захара.
Слава Богу, Корней не растерялся и столь ловко и крепко саданул обухом топора по лобастой башке, что оглушенный зверь повалился на снег. Убивать медведя без благословения Маркела не полагалось, да и пост не кончился. Поэтому мужики, от греха подальше, пока косолапый не очухался, воротились в скит, тем паче что приспела пора мыться в бане.